Цветы, книги и мечты
Если честно, я вовсе не хочу продавать автомобили. И никогда не хотела. Если бы у меня был выбор, я с большим удовольствием продавала бы цветы. И книги. Я открыла бы свое кафе, вход в которое лежал бы через цветочный магазин. Книги стояли бы там на деревянных полках и даже лежали возле столиков.
А официантки, с белыми цветком в волосах, подавали бы кофе и рассказывали посетителям их содержание. Мои официантки непременно читали бы все книги, которым нашлось место в моем «цветочном» кафе, учили наизусть как минимум по одному стихотворению из каждого поэтического сборника и по желанию посетителей могли его продекламировать. И неважно, обожают девушки именно такие стихи и прозу или на дух не переносят, — они были бы обязаны все это читать и запоминать. Не знаю, где бы я нашла таких официанток, тем более не представляю, откуда брала бы ежедневно свежие цветы, которые растут на островах Французской Полинезии. Это далеко. Кофе с экзотическими названиями сортов мне тоже привозили бы издалека, а цветы — из еще более отдаленных мест. Людей же, что приходили бы в мое кафе, я воспринимала бы как близких друзей. Я знала бы всех своих клиентов по именам, никогда бы не путала любовниц с женами. И любовников с мужьями. Если бы они захотели другие книги, я бы им их привезла, если бы захотели другие цветы — тоже. Когда у тебя есть цветы с Бора-Бора, все остальное оказывается значительно ближе, чем это было до цветов. Во всяком случае, я думаю, что это так. Ведь мне всего двадцать пять, и у меня необычные мечты. Вы и сами прекрасно знаете: все начинается с мечты, в том числе бизнес-план, не так ли?
Но пока что я не продаю ни цветов, ни книг. Я продаю автомобили. И езжу до работы на метро. Это не значит, что машины меня не интересуют. Интересуют. Особенно те, что с большим, удобным задним сиденьем, на которое можно лечь. Но пока что я не хочу ложиться на такое сиденье ни с одним мужчиной, а иметь машину во Франкфурте довольно обременительно, в основном из-за проблем с парковкой. Автомобили, которые я продаю, поставляют из Азии. Но не из Японии. И у меня нет денег ни на цветочный магазин, ни на кафе с книгами. Но я очень хочу его открыть. Вернуться во Вроцлав и жить, зарабатывая на цветах, кофе, книгах и… на интеллекте и хорошей памяти официанток. Я хотела бы еще немного поработать здесь, чтобы накопить «стартовый капитал». Но если вы опишете мою мечту, вдаваясь в детали, мне вряд ли удастся сохранить место. В нашей фирме нет профсоюза. Теоретически мы бы могли его организовать, но первый, кому придет это в голову, будет немедленно уволен, независимо от того, во что обошелся бы судебный процесс и сколько пришлось бы выплатить в возмещение морального ущерба.
Я продаю автомобили. В стеклянном офисном здании. Я работаю на третьем этаже, а на пятом нам недавно предоставили так называемую комнату отдыха, или, как ее метко окрестила наша уборщица-турчанка: «Выспись на работе». Это теперь такой тренд, который проник и в Польшу. Более ста квадратных метров за эллиптическим стеклом от пола до потолка. Посредине — две кровати с водяными матрацами, письменный стол, на котором стоит компьютер с беспроводным Интернетом, два телефона и алебастровый фонтан, наполняющий помещение, как принято считать, «ароматом Азии». Хотя азиаты, которые у нас работают, не чуют в этом аромате никакой Азии. А европейцы говорят, что там пахнет духами любовницы шефа. Я не обращаю внимания на этот запах. Во всяком случае, до тринадцати сорока пяти. Я прихожу туда ровно в тринадцать тридцать, раздеваюсь и принимаю душ в ванной комнате. Овальная стенка душевой кабины тоже прозрачная, и сквозь нее видны очертания высотных зданий Франкфурта. Когда я стою там, мне кажется, что вода стекает не только по моему телу, но и по стенам всех высоток города. Полный отпад, оплаченный, скорее всего, за счет сотрудников, а также на средства, сэкономленные в результате последних сокращений. Хотя официально сокращения проводили «из-за кризиса».
Я не сушу волосы, ведь ему нравится, когда они мокрые. Без четверти два я слышу стук в дверь. Завернувшись в полотенце, открываю, а потом сразу вставляю ключ в замок и запираю дверь изнутри, чтобы никто не вошел. Мы садимся на одну из кроватей. У меня нет ощущения, что это всего лишь chillout, расслабление. Я испытываю совсем иные чувства. Какое-то время мы молчим. И пока молчим, мне порой приходит в голову, что он не такой уж хороший человек. Он всего лишь очень красив, временами бывает чутким, а еще у него бархатный голос. Я уверена, что точно так же думают о нем немало женщин. Возможно, и его жена. Но стараюсь об этом забыть. В такие минуты он только мой. У меня есть мечты, а он разбирается в литературе и цветах. У него красивые руки. И губы. Невозможно угадать, какие цветы он мне подарит, когда я в одном полотенце встречу его в дверях. Он итальянец из Неаполя и живет во Франкфурте уже двадцать лет. Десять лет назад его, как говорится, «увели» из компании «Фиат». Он тоже продает автомобили в нашей фирме. Но в отличие от всех остальных, еще и читает книги. Он входит в комнату, целует меня и прикасается лепестками цветов к моему лицу. Затем садится на одну из кроватей и читает мне вслух книгу, которую выбрал специально для меня. А я ложусь, закрываю глаза и слушаю его голос. Через некоторое время его дыхание учащается. Тогда я сбрасываю полотенце и лежу обнаженная. И тогда он откладывает книгу в сторону…
Неполноценность
Я к ним прикасаюсь. Осторожно провожу пальцами, потом беру в руки и, уже в полной мере насладившись прикосновениями, прижимаю к губам…
Нет. Не так! Сначала вдыхаю запах и только потом притрагиваюсь. Знаете ли вы, как пахнут туфли, о которых мечтаешь?
И не надо говорить, что они пахнут кожей. Обувь вообще-то всегда пахнет кожей. Как и уздечки для лошадей. А еще — охотничьи сумки и портфели. Но не туфли! Во всяком случае не те, которые коллекционирую я. Они пахнут прежде всего Миланом, Римом, Барселоной, Провансом, ну а потом — моими мечтами.
У меня, как утверждает мама, врожденное фетишистское отношение к туфлям. Чтобы купить самые дорогие, мне пришлось больше года терпеливо откладывать из стипендии, а еще добавить все, что я ежемесячно получала от бабушки на карманные расходы, и редкие алименты от отца, которые, кстати, мне переводит банк, расположенный в окрестностях Барселоны, где он уже десять лет живет с женщиной не намного старше меня.
Отец лишь однажды пригласил меня к себе. Я очень старалась полюбить его новую жену. И делала всё, чтобы она полюбила меня. Не получилось. У нее не получилось. И все же, несмотря ни на что, я ее люблю. Ведь она родила мне единокровную сестренку. Я всегда хотела иметь сестру. Но это неважно…
У Агнешки большие глаза и длинные, спадающие на плечи волосы. Ей двадцать лет. Она красивая и робкая.
Умолкнув, она нервно откидывает со лба пряди волос. Если пауза затягивается, кладет руки на колени и, закусив губу, опускает глаза. Она старается не смотреть на окружающих, словно понимая, что к ней проявляют недвусмысленный интерес мужчины, сидящие напротив — у барной стойки гостиничного ресторана.