— Когда мы можем его повидать?
— Сейчас, если хотите.
— Очень даже хочу. Давайте выпьем! Мы все отправимся вместе. На Луну, господа! — Юнг поднял стакан и опустошил его. — На Луну — и в темпе!
Фуртвенглер крепко сжал в руке стакан. По предварительной договоренности с леди Куотермэн и с одобрения Блейлера Мистер Пилигрим был его пациентом. Тем не менее, когда Фуртвенглер поставил стакан и пошел, догоняя коллег, его кольнуло нехорошее предчувствие. Он уже не раз терял своих пациентов из-за Юнгa — как, например, Блавинскую. Именно поэтому его так возмутил рецидив ее болезни. Бьющий через край энтузиазм Юнгa порой сводил на нет все усилия других врачей. За ним нужен был глаз да глаз.
Поворачивая ключ в двери, Фуртвенглер подумал: «В один прекрасный день я вышвырну его из клиники! Надо только придумать как».
9
Пилигрим, беспомощный, словно ребенок, стоял посреди комнаты. Кесслер, обливаясь потом, пристегивал к его рубашке воротничок.
— Он что, не может сделать это сам? — осведомился Фуртвенглер.
От неожиданности непослушная застежка выскользнула из рук, и у Кесслера аж дух перехватило от обиды.
— Он пытался, сэр. По-моему, он хотел бы одеться сам, но где-то на полу валяются еще три застежки. Он уронил их. Я завяжу ему галстук, если вы не против.
Санитар уже выбрал великолепный голубой шелковый галстук, который висел у него на плече. Он кивнул двум другим врачам, молча стоявшим в белых халатах возле двери.
— Доброе утро, господа, — сказал он. А затем, глянув на Пилигрима, продолжил: — Мы уже прогулялись, а теперь ждем обеда. — Обернув галстуком шею пациента, Кесслер принялся завязывать узел. — Мы плохо спали, все стояли у окна и смотрели на небо. В шесть утра, за час до рассвета, мы сели и отвернулись к стене, крепко прижавшись к ней коленями. В четверть восьмого мы признали, что нам надо в туалет, сходили и вернулись к окну. Когда взошло солнце, мы подняли руку и помахали ему. Удивительно, да? И больше никаких жестов. Руки почти всегда опущены, и орудует он ими неуклюже, чему свидетельство — три потерянные застежки.
Кесслер приготовился затянуть узел галстука, но тут Пилигрим вдруг поднял руки и оттолкнул его.
Кесслер отступил назад.
— Ну что ж. Еще одна попытка.
Пилигрим закончил узел и сдвинул его набок.
Фуртвенглер подошел к нему по ковру.
— Мистер Пилигрим! — сказал он, сияя отшлифованной годами улыбкой. — Я привел к вам познакомиться своих коллег — доктора Юнга и доктора Менкена.
Пилигрим, опускавший кончики воротника, повернулся к зеркалу над комодом.
— Мистер Пилигрим!
Фуртвенглер протянул к нему руку, но не успел он коснуться пациента, как Юнг воскликнул:
— Нет, не надо! Оставьте его в покое. Ладони Пилигрима упали вниз.
Кесслер подошел к нему с твидовым пиджаком фирмы «Харрис» в руках.
Юнг, приложив к губам палец, взял у него пиджак. Кесслер отошел и встал, наблюдая вместе с остальными.
— Ваш пиджак, мистер Пилигрим, — сказал Юнг.
Пилигрим повернулся чуть-чуть — так, чтобы не встречаться с Юнгом взглядом — и сунул руки в рукава с сатиновой подкладкой.
— Я знаю, кто вы, — сказал Юнг.
Пилигрим попытался застегнуть пуговицы.
— Меня зовут Карл Юнг, и я читал вашу книгу о Леонардо да Винчи. Превосходно написано, поверьте! Великолепно. И…
Пилигрим внезапно повернулся, прошагал мимо врачей и санитара, вошел в ванную комнату и захлопнул за собой дверь.
— Там есть ключ? — спросил Юнг.
— Нет, сэр, — ответил Кесслер. — Все ключи у меня в кармане.
— А бритва?
— Я ее убрал. Я сам побрил его сегодня утром.
— И как он отреагировал на то, что вы его бреете?
— Сперва терпел, а потом выбил бритву у меня из рук. Точно так же, как только что вырвал у меня галстук.
— Он попытался ее поднять?
— Нет, просто смотрел, как я ее поднял. А потом позволил себя добрить без всяких фокусов.
— Как он к вам относится? — спросил Юнг. — Он вас ненавидит?
— Понятия не имею. Пару раз я поймал его взгляд, устремленный на меня, совершенно непроницаемый. Похоже, мистер Пилигрим знает, кто я такой и что я приставлен, чтобы помогать ему, однако он меня практически не замечает.
— Он закрывался в ванной раньше?
— Только когда ходил в туалет. А когда он мылся, я был с ним. Я не оставляю пациентов одних во время мытья. Никогда.
— Ну и правильно. От греха подальше. Даже если больной покушается на свою жизнь, может произойти несчастный случай. И он не сказал ни слова?
— Ни единого, сэр.
— А завтрак? Он поел?
— Да, съел половину грейпфрута, тост с маслом и выпил чашечку кофе.
— И все?
— И все.
Юнг посмотрел на дверь ванной комнаты и повернулся к Фуртвенглеру. В конце концов, тот был лечащим врачом Пилигрима.
— Вы не против? — спросил Юнг.
Фуртвенглер постарался подавить раздражение.
— Что вы намерены делать?
— Войти туда. И, с вашего позволения, закрыть за собой дверь.
Фуртвенглер покосился на Менкена.
— Похоже, я теряю еще одного пациента, — пробурчал он. затем обернулся к Юнгу — Только не забывайте, что он мой, Карл Густав.
— Конечно! — откликнулся Юнг. — Я просто хочу установить с ним контакт.
— Что ж, отлично. Раз такое дело — дерзайте! — Фуртвенглер снова посмотрел на Менкена. Тот отвернулся к окну. Мы подождем вас здесь.
— Благодарю.
Юнг смиренно поклонился и подошел к ванной комнате.
Медленно и тихо стукнул три раза — и вошел.
10
Света не было. Ванная комната утопала во мгле. Поскольку Юнг никогда здесь не бывал и не знал, где что находится, он прислонился к двери, придерживая ручку.
— Вы не хотите, чтобы я включил свет, мистер Пилигрим? Никакого ответа.
Юнг замер, не шевелясь.
Он пытался уловить дыхание Пилигрима, но не слышал ни звука.
— Меня всегда интересовала тьма, — сказал он. — В детстве я, конечно, боялся ее, как многие ребятишки. Мой отец был священником, пастором швейцарской реформистской церкви. Я часто видел его на местном погосте, когда он совершал заупокойную службу. А поскольку мальчик я был впечатлительный, мне нередко снилось, что он стоит там, однако в моих снах никогда не было света. Они были сумрачные, унылые… темные. Очевидно, меня пугали могилы, да и сама заупокойная служба. Тебя опускают во тьму и оставляют там одного. Что-то вроде того. Возможно, вы тоже видели в детстве такие сны. Или похожие. Они снятся многим детям.
