В начале десятого миссис Сазерленд заявила, что ей пора домой, тем самым подав сигнал к окончанию приема. Сазерленды зашагали через луг к своему дому на Хай-стрит, викарий отправился с ними, покуда старый Бен, покрасневший от усилий в течение двух часов играть в кухне роль хозяина для дюжины слуг, приехавших с господами, вызывал кареты для отбывающих гостей. На Бруков со всех сторон посыпались приглашения, и после шумных прощаний гости разъехались по домам в каретах или верхом.
Без четверти десять отец, мать и сын наконец остались одни и вновь собрались в гостиной леди Мэри.
— Это был грандиозный прием, Крис, — улыбнулась леди Мэри, — и ты смог убедиться, как тебя недоставало друзьям.
Капитан слегка покачивался из стороны в сторону. Он не был пьян, но долгие годы на море отучили его от обильной выпивки.
— Лучшее еще впереди, дорогая, — заявил он, широко улыбаясь. — У меня для вас два превосходных сюрприза.
— Расскажи поскорее! — Леди Мэри резко подалась вперед на стуле.
Роджер присоединился к просьбе матери.
— Вы ни за что не догадаетесь, — усмехнулся капитан. — Я и надеяться ни на что подобное не мог, так как считал себя забытым после столь долгого отсутствия. А не поделился новостью с гостями потому, что может пройти более месяца, прежде чем об этом расскажут в газетах. Но я собираюсь поднять свой флаг. Их лордства сделали меня контр-адмиралом.
— Неужели это правда? Поздравляю, Крис! — Леди Мэри вскочила и поцеловала мужа в румяную щеку.
— Ура! — воскликнул Роджер. — Трижды ура адмиралу Бруку!
Не желая выглядеть глупо, он старался не переборщить с вином, однако, дабы не уронить в глазах гостей статус мужчины, не мог подолгу оставлять нетронутым бокал с портвейном, что было очевидным по его раскрасневшемуся лицу и неестественно блестящим глазам.
— Но ты сказал, что у тебя для нас два сюрприза, — напомнила леди Мэри. — Мне не терпится услышать о втором. Тебе дали девяностовосьмипушечный корабль, чтобы ты поднял на нем свой флаг?
— Нет, — ответил капитан. — Это нечто более ценное для меня. Я привез с собой депеши из Вест-Индии, и первый лорд оказал мне честь, поручив лично передать их его величеству.
— Что? Вы говорили с королем? — воскликнул Роджер.
Отец ласково обнял его за плечи:
— Да, сынок, и он был весьма любезен со мной, поэтому я взял быка за рога и перешел в наступление. Я попросил у него патент для тебя, и, хвала Богу, он гарантировал его мне.
Кровь отхлынула от лица Роджера. В возбуждении нескольких последних часов он совсем позабыл о своих тревогах и теперь чувствовал себя так, будто у его ног внезапно разорвалась бомба.
Леди Мэри тоже слегка побледнела, правда по иной причине: она знала, что Роджер питает отвращение к морской службе, но считала это не более чем мальчишеской блажью, которую легко преодолеть, тем более что желания мужа были для нее законом. Но Роджер был ее единственным ребенком, и ей не хотелось так рано расставаться с ним и видеть его в будущем через долгие промежутки времени.
— Значит, Роджер не вернется в Шерборн на следующий семестр? — осторожно осведомилась она.
Капитан дружелюбно хлопнул сына по спине:
— Нет. Его школьные дни окончены, и в течение двух ближайших месяцев он станет мичманом на одном из наших кораблей. Что скажешь, Роджер?
— Я очень признателен, сэр… вам и его величеству… — запинаясь, проговорил Роджер.
Вино затуманило сознание капитана Брука, поэтому он не заметил, что его сообщение не вызвало у Роджера энтузиазма.
— На будущей неделе, — продолжал он, — мы отправимся в Портсмут, чтобы заказать тебе снаряжение. Ты будешь отлично выглядеть в мундире, и все девчонки станут на тебя заглядываться. — Капитан сумел превратить отрыжку в зевок. — Но на сегодня хватит — пора ложиться спать. Все-таки здорово снова оказаться дома и самому проверять запоры на ночь.
— Лучше я пойду с вами, сэр, — предложил Роджер. — После вашего отъезда в буфетной поставили новую дверь, которая скрыта за занавеской.
Леди Мэри первой вышла в просторный холл и, пожелав Роджеру доброй ночи у подножия белой полукруглой лестницы, удалилась, после чего отец и сын обошли первый этаж, запирая ставни, накидывая цепочки и задвигая засовы.
Роджер следовал за отцом из комнаты в комнату, а в голове у него нарастала сумятица. От вина вкупе с испытанным потрясением его подташнивало. Получив утром известие о возвращении капитана, он думал, что даже в худшем случае у него останется несколько месяцев, в течение которых ему удастся помешать родительским стремлениям отправить его в море. Отец по натуре добродушен, так что Роджер надеялся, дождавшись момента, когда тот будет пребывать в спокойном и благожелательном настроении, отговорить его от этой затеи. Но теперь, лишившись подобной возможности, Роджер терял почву под ногами.
Он уже видел себя приговоренным, словно жертва отряда вербовщиков, к рабскому существованию в условиях чудовищного дискомфорта, неизбежного при службе на военном корабле. С мичманами в то время обращались немногим лучше, чем с матросами, заставляя их работать до полного изнеможения. Они стояли одну вахту за другой; их посылали на мачты помогать убирать паруса под палящими лучами тропического солнца или ледяными слепящими брызгами шторма. Простые матросы, по крайней мере, имели часы досуга и могли вырезать модели или просто бездельничать, но мичманов в промежутках между надраиванием палуб, чисткой до блеска медных деталей оснастки и травлением просмоленных шкотов отправляли в классную комнату учиться навигации, артиллерийскому делу, тригонометрии и управлению кораблем. Им предписана была редко изменяемая диета из солонины и сухарей, смоченных в горьком лимонном соке для предотвращения цинги, а жильем служила общая каюта с низким потолком. Спать им позволялось не более трех часов с четвертью подряд, после чего их грубо сталкивали с грязных простыней и гнали по трапу вверх нести очередную вахту. Мичманов держали на ногах с утра до позднего вечера, а половину ночи заставляли мерзнуть на марсовых площадках в качестве дозорных. Обращение к ним «мистер» было насмешкой; офицеры пребывали на недосягаемой высоте от них, словно боги, и считалось, что чем более трудные задачи достанутся мичманам, тем лучшими офицерами они станут в будущем. Сигналы горна и судового колокола управляли каждым их часом, полностью лишая возможности уединиться и отдохнуть.
Зная все это, Роджер был охвачен черной волной отчаяния, но чувствовал, что скорее умрет, чем подчинится такой судьбе. Нетвердым шагом он плелся за отцом из комнаты в комнату, тщетно ища выход из положения. Несмотря на испытываемое волнение, его перегруженный алкоголем мозг отказывался работать. Постепенно они добрались до оранжереи в западной стороне дома. Тусклый свет, проникающий из холла, позволял разглядеть стеклянные двойные двери во фруктовый сад, но теперь снаружи было совсем темно. Адмирал Брук шагнул вперед, чтобы запереть дверь, когда Роджер внезапно воскликнул сдавленным голосом:
