дрянь? К девочкам – вежливо поскребся, протиснулся в дверь и уселся на табуретку.
Вид у него важный. Черная двойка с отливом, белоснежная рубашка и галстук-бабочка.
– Комиссия приедет к пяти, – сообщает он. – С хлебом-солью встречать не будем, хотя было бы аутентично… Правда, о welcome drink я позаботился. Добавим вечер в ресторане – и документ у нас в кармане. О! Прямо стихи получились. Ладно, вы этого не слышали, я этого не говорил.
Крис морщит нос.
– Люди они взрослые, серьезные, – продолжает Фил. – Поэтому без фривольностей. И без этих вот саркастических улыбок. Никакой самодеятельности. Строго следуем программе. «И вновь продолжается бой», поняли? Это самая актуальная повестка. Поэтому глаза не закатываем, смотрим вдаль, чуть выше зрителя, как я вам показывал. На народном репертуаре можно сменить интонацию. Добавить, так сказать, интима.
Девицы с третьего курса радуются знакомому слову. Фил недовольно щелкает пальцами:
– Попрошу не расслабляться раньше времени! Напоминаю, если кто забыл: на «Вдоль по Питерской» устраиваем реальный хоровод, благо сцена позволяет. Ногами не топаем, гармониста в бочину не толкаем. Потихоньку разгоняем темп, следим за фонограммой. То же самое по «Валенкам». Эту историю инсценируем по полной. Реквизит не потеряли?
Одна из девушек демонстрирует новенькие валенки (из сувенирной лавки). Серенькие, с красной заплаткой на пятке.
– Когда по сюжету валенки примерять будешь – пожалуйста, без фанатизма, – дает наказ Фил. – Не надо пыхтеть там, кряхтеть, корячиться. С улыбочкой на ногу прикинула – и в сторонку отбросила. Смысл-то песни в чем? Нельзя валенки носить. Не в чем к милому сходить.
– Так, может, мне вообще босиком петь? – спрашивает девица.
– А что? Правильная мысль. Будешь у нас такая Сезария Эвора. Знаешь Сезарию Эвору?
Девица закатывает глаза (именно так, как просили не делать).
– Ладно, ладно, – говорит Фил. – С этим вроде разобрались. Теперь гитара. Крис, ты у нас на романсе солируешь. Бантик на гриф привязала? – (Крис неопределенно шмыгает носом). – Поясняю. «Гори, гори, моя звезда» – классическая стилизация под цыганщину. Но для богатых. С одной стороны, чтоб слушатель в трактире заревел белугой и погрузился мордой в салат, а с другой, чтобы и не забывал донатить, и коньяк заказывать. Скрытые смыслы мы здесь не затрагиваем! Это уже в твой огород камушек, Талашева.
– А? Что?
– Цой в пальто! Просыпаемся и пляшем! Мария, не разочаровывай меня. Вынь затычки из ушей, повторяю для тебя специально. Запомни: в этой песне нет никакого особенного драматизма, нет и не должно быть. Ты не Анна Герман. Не нагнетай жути. Звезда у нас по жизни оптимистичная. Можно сказать, много-го-обе-ща-ю-ща-я. Как пел упомянутый коллега? Звезда по имени Солнце. Моя бы воля, я бы последний куплет вообще отрезал, или фэйд-аут сделал, как на радио. Но мы, так уж и быть, допоем до конца. «Умру ли я – и над моги-илою… гори, сияй…» – и далее по тексту. Герой-то, как видите, еще не помер, а только собирается! И заранее звездочку себе заказывает!
Он объясняет еще что-то, и размахивает руками, и поминутно поправляет сбившуюся набок бабочку. Мало-помалу Маша и Крис перестают его слушать. Они смотрят друг на друга.
«Не обращай внимания, Маш, – как будто советует Крис. – Помнишь нашу песню? Пусть они все говорят, что ночь будет вечной. В общем, пусть говорят что хотят… Мы будем играть по их правилам и все равно победим».
«Ты веришь?»
«Я верю».
«А я буду верить тебе».
«Держись, – неслышно шепчет Крис. – Ты супер».
Бледные машкины щеки заливает легкий румянец, и от этого она становится еще красивее. Только это хрупкая, эфемерная, ускользающая красота, точно как ее голос – ломкий, почти мальчишеский, и такой же недолговечный: кажется, вот-вот последняя волна мутации проедет танковыми гусеницами по связкам и уничтожит всю эту прелесть навсегда.
Говоря проще – от Маши сейчас глаз не оторвать.
– Девушки, спокойнее! – сердится Фил Филиппович. – Глаза таращить перестаем! На сцене смотрим только на дирижера! То есть на меня. Пока программу худсовету не сдадим – никакой личной жизни!
– Да мы поняли, – говорит Крис за всех.
017. Больше не делай так
В темных кулисах перед сценой Крис сталкивается нос к носу с гармонистом. Он совсем молоденький, светленький и голубоглазый. И где Фил такого откопал, думает Крис. И как он его прослушивал.
Гармонист замирает и хлопает глазами, как старинная немецкая кукла.
– Тебе чего, Серега? – спрашивает Крис.
– Да я просто… это…
– Не тяни, мне еще гитару подстроить надо. Тебе-то хорошо, твой ящик всегда в тонусе…
– Ага, конечно, – обижается Серега. – Аккордеон – очень сложный инструмент. Там строй даже от давления воздуха зависит… плюс когда холодно, язычки замерзают… да еще, блин, неодинаково – одни больше, другие меньше…
– Прекрати, – машет руками Крис. – Язычки у него. Чего сказать-то хотел?
– Н-ну… я попросить хотел. Ты когда соло в романсе играешь, стой лицом ко мне. Ну, или вполоборота. Чтоб я аппликатуру видел. Я поведу второй голос контрапунктом, офигенно будет.
– Тебя Фил сожрет заживо за такие финты. Он перед комиссией знаешь как трясется?
– Да наплевать. Зато хоть услышим, как это все звучит в большом зале. Может, в последний раз.
Вот здесь Крис смотрит на него с интересом.
– Ладно, – говорит она. – Я поближе встану. Будешь видеть гриф. Это все?
– Ну и вообще. Успешно тебе отыграть.
– И вам того же.
Крис шутливо протягивает ему руку, он – легонько пожимает. Подушечки у него на пальцах упругие, но не грубые. Стучать по клавишам не так тяжело, как по струнам. Ну, или это гитаристы так думают?
Он перебирает ее пальцы, будто пересчитывает. Хоть и неловко, зато очень нежно.
Крис жмурится от удовольствия. Ч-черт. Нужно остановиться.
– Больше не делай так, – просит она.
– Почему?
– Ты все равно не умеешь.
Далеко по коридору, за серегиной спиной, хлопает дверь. Там музыканты выходят из гримерки. Серега беспомощно оглядывается.
– Я могу научиться, – говорит он.
– Ты даже не знаешь, что бывает дальше.
Сергей краснеет на глазах.
– Ты мне покажешь, – говорит он. – Основные… аккорды…
– Дурачок. Иди переодевайся. Смотри, ваши все уже в костюмах.
Непонятно почему, но Сергей улыбается. Радуется, что его дурачком назвали? Интересно, фольклористы все такие?
Он разворачивается и уходит. Крис разминает пальцы правой руки. Медленно подносит ладошку тыльной стороной к губам. Она еще чувствует на своей коже чужой запах. Еле заметный запах сигаретного дыма, выдохшегося парфюма, мальчишеского тела – или еще чего-то такого, древнего и дикого. Это странное ощущение.
Это неизлечимо.
018. Юные таланты
Комиссия – трое скучных мужиков чуть
