показалось странным.
Во-первых, чудище не вошло — оно въехало на солидном массивном самодвижном инвалидном кресле на электротяге.
Во-вторых, как только оно появилось, так все в зале выпрямились по стойке «смирно». Даже те, кто, как казалось, сделать этого не мог физически! Сатир стоял ровнее ровного — копыта вместе, колени в стороны!
В-третьих, явственно повеяло холодом. И стало видно, как каменные полы возле толстяка стали покрываться морозными узорами.
А в-четвёртых…
Анна вскрикнула и, как когда-то Лиза, сжала кулачки и прижала их ко рту.
На лице толстяка лежал… лежало…
Анна несколько мгновений лихорадочно пыталась сообразить, где и когда она это существо видела. Пока в голове не родился точный и ясный ответ: лицехват. А видела она эту страхочудину по телевизору. Давно уже. В каком-то фантастическом фильме, где был корабль, монстр и червяк, вылезающий сквозь кровищу из груди человека.
Лицехват сидел на морде толстяка, обернув его шею своим хвостом и распластав по черепу здоровые костяные пальцы.
— Прошу прощения, что потревожили, — подошёл к существу Бел и вежливо склонился, прижав кулак к груди. — Нам нужна ваша помощь, мой дон.
Толстяк закряхтел, затужился и глухо произнёс из-под лицехвата:
— Подымите мне веки…
Глава 8. Преступления и наказания? Нет! Обвинение и удовольствие!
Бел подошёл к толстяку и одним пальцем стал почёсывать лицехвата вдоль хвостика. Так, что тот задёргался, закрутил хвостом, разматываясь и приподнимаясь над толстяком. Бел тут же залез пальцем под его брюшко и продолжил щекотать. Лицехват задёргался в истерических смешливых корчах, словно били током, и распахнул костяные щупальца. Тут то его Бел и взял за бока и ещё дрожащего от приступа неслышного окружающим хохота оттащил от толстяка.
А под лицехватом оказалась престрашнейшая рожа…
Такая, что Анна отшатнулась назад. И хорошо, что заботливая Лиза успела поддержать, а то бы как раз на ступеньку помоста и упала бы! И теперь, время от времени вздрагивая всем телом в ознобе, Анна расширенными глазами смотрела на происходящее.
Рот толстяка был квадратным, с четырьмя жирными губами, заканчивающимися остриями — то ли рожками, то ли клыками. А под ними ещё два ряда здоровенных жёлтых корявых зубов между двумя губами-сосисками. Глаза без век, выпученные, чёрные, то ли покрытые плёнкой, то ли слизью от отвалившегося лицехвата. А надбровный костяной гребень у основания узкого лба создавал ощущение, что эта рожа навек застыла в свирепом выражении.
Бел, элегантно склонившись над тяжело дышащим чудовищем, и негромко рассказывал о происходящих событиях. И все в зале стояли, замерев в напряжении. Хотя, нет, не все. Генрих Норуш, до того висящий под рукой принесшего его минотавра, пользуясь тем, что тот слишком занят, разглядывая происходящее, пытался выскользнуть из подмышки. И на его скорченной морде читалась одновременно и отвращение, и беспокойство.
— Кто…ик… это? — прошептала Анна, косясь на подругу.
Лиза поёжилась и быстро зашептала:
— Вий Пятый. Герой королевства. Серьёзная фигура, уже вошедшая в учебники современной послойной мифологии! Родовой воин племени яуджа, бывший лучший охотник на обакэ. Он получил увечье во время охоты. Король, конечно, выделил ему пенсию, но Вий не хотел оставаться бесполезным и ему нашли отличную должность — уже лет двести он королевский архивариус и скан-дознатель с неограниченными полномочиями. А лет пятьдесят назад даже получил демонский статус!
Анна сглотнула. Из всего этого известно было только имя, которое навечно ассоциировалось с ужастиком Гоголя.
— Да-а-ай! — утробно протянул Вий и Бел повернулся к ним.
И от его голоса не просто повеяло морозом! От него затрещали ткани стоящих ближе к нему свадебных нарядов, схватываясь инеем! И по залу словно пробежал стылый ветер, заставляя всех присутствующих поёжиться.
Лиза, стискивая в руке туфлю, стремительно подбежала к минотавру, с поклоном подавая изящную «лодочку» с радужной опушкой. Бел тут же передал её Вию. И Лиза, всё так же, спиной назад и кланяясь, отступила.
Это была та туфля, на которой ещё сидела жемчужинка. Парная — обездоленная — сейчас была в руках Анны.
Вий прижал туфлю к двум дырочкам в плоском носу и шумно втянул воздух. Ещё раз и ещё, словно алкоголик, занюхивающий рукавом особо крепкую потреблённую внутрь дрянь. И от каждого его вдоха словно становилось теплее, но с каждым выдохом по залу бежала морозная волна, оставляя узоры и заставляя присутствующих сжиматься от холода, горбиться и обхватывать себя за плечи. И лишь минотавры стояли, совершенно не обращая внимания на изменение температуры. Особенно это было видно по Белу — у него уже даже на берцах и по низу брючин высыпало инеем! — а он стоял спокойно, почтительно склоняясь над монстром в инвалидном кресле!
Анна старательно куталась в горжетку, пыталась сдержать дрожь от жуткого холода.
Вий нанюхался туфлей и…
Сперва Анна не поверила своим глазам, думая, что вот эти странные телодвижения — голова запрокинулась вверх, а рука с туфлей опала на жирное пузо — просто пантомима, обозначающая что-то, понятное только местным. Но спустя мгновение Вий захрапел.
— Гхры! — раздалось утробно-раскатистое бульканье в огромной глотке.
Снова и снова.
И с каждым новым «гхры» существа втягивали головы в плечи, оглядываясь.
Монстрик храпел, а местные почему-то стали вести себя неадекватно.
Вот Лиза, например, села, где стояла и, зажав лицо, стала всхлипывать.
А Бел, наклонив голову и пялясь на стену побагровевшими глазами, шумно, загнанно дышал и стоял как перед борцовской схваткой — собрав перед собой ладони в огромные кулачищи. Да и многие минотавры, кто, не двигаясь с места, а кто, наклонив голову, словно уже нацелился пырять, били копытами. Ну, то есть нервно дёргали ногами.
Карлики, обхватив друг друга за плечи, рыдали, поливая свои костюмы просто потоками слёз!
А Генрих Норуш, наконец, выпав из-под руки минотавра, свалился на пол сразу на четвереньки, и со злым пристукиванием зубов, стал бегать по кругу за собственным хвостом!
А Анне просто было очень холодно. Так, словно её кинули в сугроб и не собираются оттуда доставать! И она дрожала, как лоскуток органзы на ветру!
— Гхры! — всё настойчивее и напористее храпел Вий и существа в зале с ещё большим шумом отзывались: карлики сильнее заревели, Норуш страшнее защёлкал зубами, Лиза с новым напором зарыдала, а минотавры глухо замычали…
Анна чувствовала — вот сейчас, в этот момент и идёт дознание! И этот страшный урод, даже не сходя с инвалидного кресла, ухитряется как-то забраться в души всех в этом зале… а, может быть, и не только в зале!.. и выворачивает их наизнанку, заставляя выдавать какую-то нужную ему информацию. И
