class="empty-line"/>
Ответом тем стала боевая тройка Всадников.
Когда они приземлялись, когда спешивались, Веарди ощущал обреченность — он с самого начала догадывался, какой приказ ему отдадут, но до последнего отказывался верить, что ему придется поступить именно так.
Что плачем быть — ему.
Убийцей.
Цаиш нервничал рядом, клокотал, свет Очей отражался в его золотистой чешуе, когда дракон приветствовал своих младших собратьев. Те почтительно склонили голову перед ним, признавая главенство. В конце концов, помимо статуса личного дракона принца, Цаиш обладал ещё одним перед ним преимуществом — он был старше, а значит опытнее и крупнее.
Веарди не обращал внимания на крылатых — те сами меж собой разберутся.
У него были проблемы поважнее.
— С каких пор Всадники выступают в роли почтовых соколов? — нервно улыбнулся он подошедшему лидеру всадников.
Что иронично — человеку.
Смешная шутка, отец. Отправить на убийство людей единственного всадника-человека… Неужто он хотел избавиться от него?
Тот был ему смутно знаком лицом. Всадник протянул тубус, в которых обычно транспортировали свёрнутые в свиток письма. На тубусе, сделанном в имперских цветах, чернел герб Дома Талэ — черный дракон.
— Когда на то воля Владыки.
Коротко и по делу.
Он уже нравился Веарди — сработаются.
…Развернув послание от отца и пробежавшись взглядом по ровным строчкам, написанным строгим, угловатым почерком, он прикрыл глаза, обдумывая прочитанное.
Всё же он не ошибся.
Какая жалость.
Какое безумие…
— Как вас зовут? — Веарди устало потер переносицу.
— Рик Феан, Ваше Императорское Высочество.
— Называйте короче, дае Феан.
— Да, милорд.
— Чудно… Вы знаете, с какой целю Владыка вас сюда направил?
— Нам приказано зачистить очаг эпидемии и предотвратить её распространение.
— Зачистить очаг… какая обтекаемая формулировка… Точно матушка придумала!
— Милорд?
— Очагами являются город Хэлисс и Великая Степь.
— Город…?
— Город.
— И степь?
— Вся степь.
— Которую мы должны…
— Сжечь.
Глава 5. Рик Феан
Великая Степь горела.
Столбы черного дыма поднимались к самому небу, растворялись в реденьких облаках, что так редко приносили летом в этот знойный край долгожданные дожди. Порою, даже случались грозы, когда в буйстве стихии грязевые реки устремлялись к Итарру, а единственного удара молнии хватало, чтобы сухая трава вспыхнула, и смертоносное пламя охватило бы всю равнину до горизонта. Потом, обновлённая, степь расцветала следующей весной, избавленная от многолетних накоплений давно мёртвых растений, не дававших хода новым росткам.
Была в том своя жуткая, потусторонняя красота — как всеобщая погибель оборачивалась буйством жизни, замыкая её великий круговорот…
Но то — воля Богов и самой природы, явление и суть жизни, лишённые вмешательства смертных, и не подходившее под рамки морали разумных народов. Естество, суть мира были выше этой морали, были вне её, и мерить такими категориями подобные события было откровенно глупо.
Но в нынешней катастрофе не было ничего созидательного…
Пепел летал в воздухе, кружась, подобно хлопьям снега зимой, и, возможно, было в этом тоже что-то по-своему красивое.
Чем был раньше этот пепел?
Простой травой, неизменным кормом гордых лошадей?
Прекрасными цветами, разливавшими свой аромат по округе, привлекавшими тружениц-пчел?
Одеждой усталого путника, не успевшего спастись от шедшей единой стеной погибели?
Самим тем путником…?
Какая теперь разница?
Теперь, во смерти, всё едино.
Их учили — плоть вторична, плоть — мясо, костюм, отражение, хрупкая оболочка бессмертной и бесценной души. Смерть же — не более чем разрешение этой оболочки, и, раз духовное выше материального, то и душа найдёт себе новое воплощение без лишних вопросов. А печалиться об этом — эгоизм. А печалиться об этом — недостойно.
Горевать надо лишь по уничтоженным душам.
…Горячий ветер разносил пепел на многие дни пешего пути. Зарево великого пожара отражалось в небесах, но свет Шесс'Вод'е почти не достигал земли, и в этом полумраке потоки пламени казались ослепительно яркими.
От запаха гари свербело в носу, щипало в глазах, дышать было тяжело — казалось, выжгло уже весь воздух.
Драконий рёв был громче ветра, громче отчаянных предсмертных криков тех несчастных, что не могли найти спасенья и исчезали в бескрайнем море пламени.
Крылатая погибель проносилась под облаками, неся на себе своих Всадников.
Именно они управляли огнем, именно они, под предводительством Его Императорского Высочества карали дикарей, посмевших покуситься на жизни мирных южан. Посмевших эти жизни отнять и принести на земли шесс'ен страшную болезнь.
Именно они разрешающим и очищающим, благословенным драконьим пламенем очищали от заразы Степь.
И лучше не думать о том, что драконий огонь сжигал именно души, что сейчас они нарушали свой самый главный, самый священный постулат о неприкосновенности духовного.
Кто же теперь злодеи в этой истории?
Кто же теперь — чудовища?
Кто дал им это право? Идти против божественных заповедей, уподобляться слугам Убийцы Светил?
Кто?..
Скажи он об этом вслух — отрежут язык, но от своих мыслей было не скрыться.
…Пожары стихнут, достигший с южными ветрами западных городов смог развеется, перестав отравлять воздух, трава снова вырастет, будет гуще и зеленее прежней, но до новой весны быть равнине от Итарра до самого южного моря братской могилой всех кочевых племён, что не смогли отойти к горам и спрятаться в них.
За ошибку одних, уже за неё поплатившихся, покарали всех.
Чтоб неповадно было.
В конце концов, все всё понимали — предотвращение эпидемии было лишь поводом, лишь оправданием.
В конце концов, не в первый раз по приказу Владыки и Короля Востока, этих великих и безмерно жестоких братьев, господ Талэ, сжигается Великая Степь, уничтожая всё живое — но тогда, в прошлый раз, было уничтожено конкретное племя, а не все без разбору.
В чем они были виноваты?
Кони, птицы, звери?
Дети?
В чем?
…Агония тысяч живых существ била по сознанию каждого из шестнадцати сайши, но они были здесь, чтобы исполнить волю своего Владыки. Собственные страдания и сомнения они оставляли без внимания, ведь слово Его Императорского Величества — превыше всего.
Или нет…
Или — не все.
Степь можно было простить самим себе.
Степь можно было простить друг другу.
Можно было оправдаться — они дикари, они напали, они должны быть наказаны.
Они — чужие.
Они — враги.
Но Хэлисс?
Некогда богатый, великий древний город Хэлисс…
Некогда — один из крупнейших цитаделей древней цивилизации, увидевший два тысячелетия, переживший Прорыв, помнивший ещё Первого Владыку, основанный его ближайшими сподвижниками, его самыми верными военачальниками… Образчик древнейшей архитектуры, живая история, жемчужина Юга, его драгоценность и гордость…
Теперь — обугленные руины.
Теперь — братская могила.
Теперь — отравлен тьмой и смертью, пусть и лишён тварей, уничтоженных
