что у нас сегодня? — спросил Фрэнки, когда я сел в кресло.
— Даже не знаю. Я хочу, чтобы что-то символизировало свободу. Или, может быть, новое начало. Я правда не знаю. — Я откинулся на спинку, уставившись на трубы в потолке.
— Значит, мы думаем о чем-то вроде белоголового орла прямо у тебя за спиной?
Я посмотрел на Фрэнки.
— Я не собираюсь превращаться в тебя, старик.
— Эй, а что плохого в том, чтобы быть мной? У меня хорошая работа. Крыша над головой. И чернила получше тех, что ты получал, когда жил на восточном побережье.
— Не надо копаться в моих чернилах. — Я расстегнул жемчужные пуговицы на рубашке, чтобы показать большой кусок на груди. — Они не так уж плохи.
— Да, для твоего первого произведения. Теперь, когда ты начал приходить ко мне, я тебя поправил. Ты выглядишь вполне прилично.
— Ладно, ты победил, Фрэнки. Ты лучший и прекрасно это знаешь.
Он рассмеялся.
— Естественно.
Фрэнки сел на свой табурет и повернулся, его глаза скользнули по моей шее.
— У нас есть кусочек здесь, на той стороне, где мы могли бы смешать что-нибудь с цветками.
— Это не цветы. А листья. Офигенные листья.
— Да, да, красавчик. Называй, как хочешь, если это помогает тебе спать по ночам. — Он провел большим пальцем по моей шее, прежде чем вытащить из тележки баллончик с распылителем и опрыскать меня дезинфицирующим средством. — Да. Я думаю, мы могли бы сделать здесь что-нибудь симпатичное.
Я закрыл глаза.
— Давай. Я доверяю тебе до тех пор, пока ты не сделаешь мне гребаного лысого орла.
Он рассмеялся.
— Ничего не обещаю, братан.
Жужжание иглы было похоже на колыбельную. Как только игла коснулась моей кожи, мне пришлось прикусить губу, чтобы сдержать вздох. Боль, которую приносил тонкий гул, всегда была освобождающей. Как будто я мог просто убежать в эту боль и больше ничего не чувствовать.
Я мог забыть, что у меня не было работы, или что со мной жила какая-то случайная девушка, с которой я только что познакомился. Я мог бы сбежать из реального мира и погрузиться в собственное затишье. Это было то самое место между сном и бодрствованием. Я предполагал, что для этого имелось название, но я просто назвал его своим собственным сладким чистилищем, в которое сбегал каждый раз, когда попадал под иглу.
— Окей, Триппи, только закончим затенение, и все готово.
Слова Фрэнки были едва слышны, когда я медленно открыл глаза, чтобы вернуться в реальный мир. Гудение стихло, и он накинул мне на шею полотенце.
— Ладно. Надеюсь, тебе понравится, потому что пути назад нет, только если мы не закроем его гигантским цветком, чтобы выйти в контраст с этими другими маленькими листьями для киски.
Я собирался сказать что-нибудь остроумное в ответ, но как только он поднес ко мне зеркало, весь воздух был высосан из моих легких, и все, что я мог сделать, это смотреть на работу на моей шее. К моему подбородку летела ласточка, но вместо того, чтобы быть нарисованной черным или радужными цветами цветов и виноградных лоз на моей шее, она была утоплена и затенена белым и коричневым. В мире цвета она выделялась, как будто поднималась из того, что держало ее, и осмелилась выделиться.
— Ты превзошел самого себя, Фрэнки. — Я уставился на тату. Не мог отвести взгляд.
— Знаю. Можешь поблагодарить меня, когда твоя новая подружка увидит это. Но не надо сегодня потеть. Вы двое можете отпраздновать это завтра. — Он положил зеркало и смазал татуировку мазью, прежде чем наложить на нее марлю.
— О чем, черт возьми, ты говоришь, Фрэнки? У меня нет девушки.
Он поднял кустистую бровь.
— Неужели? Тогда кто же та горячая рыжуля, с которой ты вышел из машины?
Как он узнал?
Он рассмеялся.
— У Большого Папы был перекур, поэтому я вышел с ним и увидел, как ты выходишь из машины. Я почти ничего не понял, но по тому, как ты на нее смотрел, было похоже, что ты вот-вот швырнешь ее об стену, в хорошем смысле.
Я покачал головой и медленно сел.
— Нет, все совсем не так. Девушке просто не везет, так что я ей помогаю. Мы просто друзья.
Произнести эти слова оказалось труднее, чем я думал. Не знаю, почему я не мог думать о ней просто как о друге или о рыжеволосой официантке.
— Ты можешь говорить все, что хочешь, чтобы лучше спать по ночам, мой друг.
Глава 7
К тому времени, когда я немного потусил с Фрэнки и заплатил за татуировку, в животе заурчало. Я забыл, каково это — на самом деле есть.
Когда я был в запое, то обычно удовлетворял голод чем-нибудь с большим количеством таблеток. Или выпивкой. Или тем, что находилось под рукой. Теперь, когда я привык к трехразовому питанию в реабилитационном центре, мне нужно было немного гребаных блинов.
Блинная все еще была открыта, поэтому я вошел в нее и надо мной зазвенел колокольчик. Может, она и была открыта, но выглядела как долбаный город-призрак.
Сэм вышла из задней двери и вздохнула, увидев меня.
— Черт, я думала, ты настоящий клиент. У нас тихо всю ночь.
— Значит, теперь я не настоящий клиент? — спросил я, проскользнув в одну из кабинок.
— Ты действительно собираешься что-то заказать? — она положила руку на бедро.
— Да. Я хочу несколько блинов с орехами пекан.
Она покачала головой.
— Эй, не надо требовать.
Сэм наклонила голову, ее взгляд переместился на мою шею.
— Тебя подстрелили, и теперь ты требуешь еды, чтобы прикрыть дыру?
— Что? — я поднял пальцы и провел ими по повязке на шее, почти забыв, что она там была. — О. Ха. Нет. Я только что набил новую тату и проголодался.
— Ходил в «Phoenix Ink»?
Я молча кивнул.
— Да, Фрэнки — мой любимчик.
Она улыбнулась.
— Он мне тоже нравится. — Она посмотрела куда-то вдаль, словно ее мысли были где-то далеко, прежде чем похлопать по сиденью перед собой. — Хорошо, я оформлю заказ. Хочешь кофе?
— Господи, уже почти девять часов. Кто пьет кофе так поздно?
Она подняла бровь.
— Тогда кофе без кофеина?
Я поднял руки.
— Окей. Я понимаю, пороки. И возьму немного твоего крэка без кофеина.
Она улыбнулась.
— Скоро будут крэк без кофеина и оладьи с кокаином.
* * *
Вскоре она вернулась с графином кофе, двумя кружками и небольшой стопкой блинов. Затем поставила их передо мной и скользнула в кабинку напротив.
— Разве я сказал, что ты можешь присоединиться ко мне?
