в других крупных исследовательских университетах». После 1996 года в официальных публикациях Оксфордский университет называл Докинза «лектором имени Симони и профессором популяризации науки»[124]. В мае 2001 года Докинз был удостоен высшей из доступных для британского ученого награды: его избрали членом Королевского общества. В сентябре 2008 году, достигнув установленного законом пенсионного возраста в шестьдесят семь лет, он ушел с должности лектора имени Симони.
Наряду с профессиональной карьерой оксфордского профессора популяризации науки, Докинз реализовал и второе свое призвание – занялся апологетикой атеизма. Кульминацией этого направления его деятельности стал бестселлер 2006 года «Бог как иллюзия». Естественнонаучные идеи До-кинза сыграли критически важную роль для его агрессивной пропаганды атеизма[125], в связи с чем мы рассмотрим эти его взгляды более подробно в заключительной главе книги. Для многих ученых, включая и меня, Докинз является наиболее влиятельным и значимым защитником «научного атеизма», одного из любопытнейших плодов современной западной культуры[126].
Но мы забегаем вперед. Начнем с книги 1976 года издания, которая привела Докинза к международной славе, – «Эгоистичный ген». Познакомимся с тем, как появилась эта знаменательная книга, и рассмотрим некоторые из освещенных в ней тем.
Подход Докинза: Эгоистичный ген
В 1973 году Докинз обосновался на кафедре зоологии Оксфордского университета, погрузившись в изучение пения тихоокеанских полевых сверчков[127]. В то время в Англии росло недовольство рабочего класса. 1 января 1974 года британское правительство ввело «трехдневный рабочий порядок» – трехдневную рабочую неделю, целью которой было урезать время для коммерческого потребления электроэнергии до трех дней подряд в неделю, чтобы сохранить быстро таявшие запасы угля. Дефицит электроэнергии неизбежно отразился и на научной работе в Оксфорде. Не имея возможности проводить исследования в течение всей недели, Докинз решил использовать это вынужденное свободное время с пользой: он написал свою первую книгу.
Портативные пишущие машинки того времени не нуждались в электричестве, поэтому работа над книгой не вызывала никаких проблем. К тому времени Докинз уже наметил основные темы книги, оставалось лишь изложить их на бумаге.
Какие же ключевые идеи были развиты в этой работе? Возможно, Алан Графен оказался ближе всего к пониманию ее сути: книга была свежим изложением «фундаментальной логики дарвинизма», показавшим, как геноцентричный подход «привел все существующие теории в соответствие с этой логикой»[128]. В понимании Докинза наиболее удовлетворительное обоснование эволюционного процесса формулируется в генетических категориях. Изменения, необходимые для эволюционного развития, происходят очень медленно. Продолжительность жизни отдельного организма или группы организмов по сравнению со временем, необходимым для эволюционных изменений, очень мала. Для этого требуются стабильные и очень долгоживущие единицы передачи наследственной информации, и лишь гены подпадают под это условие. Как отмечал Ричард Александер, «гены являются наиболее стойкими из всех единиц жизни, а следовательно, по всем параметрам они являются наиболее вероятными единицами отбора»[129]. Таким образом, для Докинза эволюция – это борьба генов за собственное воспроизводство.
«[Ген] никогда не стареет. Он с равной вероятностью может умереть в возрасте как миллиона, так и всего ста лет. Он перепрыгивает из одного тела в другое, манипулируя ими на свой лад и в собственных целях, покидая эти смертные тела одно за другим, прежде чем они состарятся и умрут. Гены бессмертны. Или, скорее, их определяют как генетические сущности, почти заслуживающие такого эпитета»[130].
В то время как отдельные молекулы ДНК могут жить немногим более нескольких месяцев, их способность к самовоспроизведению означает, что любая конкретная молекула ДНК «может теоретически продолжать существование в виде копии самой себя в течение 100 миллионов лет»[131]. Напротив, отдельные организмы или группы организмов недолговечны и не соответствуют временному масштабу, необходимому для закрепления изменений, медленно накапливающихся в течение длительных периодов времени. «С генетической точки зрения индивидуумы и группы подобны тучам на небе или пыльным бурям в пустыне. Это временные агрегации или федерации. Они не остаются стабильными в эволюционном масштабе времени»[132]. По утверждению Докинза, лишь гены обладают достаточным постоянством для того, чтобы функционировать как единицы отбора. Организмы и их фенотипы[133] – лишь временные проявления или воплощения чего-то более фундаментального; таким образом, все зависит от генов.
Во втором издании «Эгоистичного гена» Докинз признает, что схожая идея неявно присутствует в работах Рональда А. Фишера[134][135]. Мой опыт прочтения классической «Генетической теории естественного отбора» Фишера (1930) говорит о том, что вышеуказанная идея присутствует там явно. Это видно по следующей цитате: «каждый ген постоянно стремится создать генетические условия[136], благоприятные для собственного выживания, так что рост численности [популяции] под влиянием любых причин будет, в свою очередь, благоприятно влиять и на его селективные преимущества»[137]. Так как же возникают генетические изменения? Нет ли здесь, на первый взгляд, очевидного и фатального противоречия между «высокой точностью копирования» репликаторов, на которой делает упор Докинз, и возникновением изменений? Если репликаторы передают цифровую информацию настолько точно, каким образом будут происходить изменения? Должно быть, точность передачи указывает на статическую, а не динамическую ситуацию?
Это важный и, как может показаться, трудный вопрос. Действительно, некоторые виды организмов претерпели относительно небольшие изменения за огромные периоды времени. Например, устрицы и деревья гинкго, по всей видимости, за последние 150 миллионов лет изменились относительно мало[138]. И все же изменения происходят, и «мутации» являются «сырьем для эволюции»[139]. В своей книге «Случай и необходимость» (1971) нобелевский лауреат француз Жак Моно (1910–1976) изложил основные общепризнанные положения молекулярной биологии. Он отметил, что генетические мутации можно наблюдать и в лабораторных условиях. Редкие, спонтанные мутации наблюдаются как в популяциях дрозофил, так и у других модельных организмов. Иные мутации могут быть вызваны случайным образом с помощью мутагенов, таких как определенные химические вещества или радиация. Подобные мутации со временем могут возникать и в самой природе – случайно, непредсказуемо, по самым разным причинам. Но как только эти (обычно небольшие) изменения «включаются в структуру ДНК, случайность – по существу непредсказуемая, потому что всегда единичная – начинает механически и предсказуемо воспроизводиться и транслироваться далее»[140]. Далее результаты этих генетических мутаций передаются через эволюционный процесс, который действует как «фильтр», определяя, выживут ли эти мутации вместе с содержащими их геномами или нет. Большинство из них не выживет. «Самореплицирующаяся система отнюдь не способна устранять микроскопические изменения, которым неизбежно подвергается; она умеет лишь фиксировать их и предлагать (почти всегда напрасно) телеономическому фильтру[141], который в конечном счете оценивает их эффективность в процессе естественного отбора»
