огонька оставалось буквально рукой подать, он внезапно погас. Миша остановился на полушаге, пытаясь сообразить свои дальнейшие действия, когда в него с разгона влетел Костя. Оба они, как в замедленной съемке, плавно свалились в сосновые иголки, как партизаны, не проронив при этом ни звука.
Звук раздался где-то впереди. Это был скрип несмазанной дверной петли и местность озарилась неярким жёлтым светом. Миша поднял голову и увидел старца с лампадкой, совсем как на картине. Ирреальность происходящего нарушил Костя, тоже увидивший старца и тихонько спросивший «Ты тоже его видишь?» Миша кивнул, добавил «я думаю, это наш единственный шанс на данный момент» и встал на ноги. Вряд ли старец их видел, с лампой в руках ночью видно метров на пять не больше. Зато старца было видно издалека, и уж тем более с тех 20 метров, в которых были Миша с Костей. Костя поднялся, и они робея подошли к старцу.
Азъ Ижєи. У старца
Старец стоял у избушки, которую друзья не сразу заметили.
— Христос воскресе, вот вы где! — радостно сказал старец, когда, наконец, их заметил.
— Воистину воскресе, — ответил Миша, подходя ближе.
— А я ж смотрю, нету да нету, а уж должны быть, дай думаю выйду гляну, может они где плутают по старой старовской дороге, а вы тут как тут! — не переставал радоваться старец.
— А мы на ваш огонёк и вышли, — осмелев, вышел Костя из-за Миши.
— Вот и чудно, милости просим, заходите в мою отшельничью избушку, — пригласил старец и вошёл первым.
От него исходило нечто такое доброе, приветливое, что Костя проникся совершенным доверием и проследовал за старцем. Теперь была Мишина очередь проявлять осторожность, но он также, пригнувшись, шагнул за порог.
В сторожке стоял волшебный запах сохнущих на стенах вязанок трав, грибов и солений. Как будто весь лес смог поместиться в такую маленькую избушку. У окна стоял дощатый стол, по обе стороны которого были две лавки. У стены стояла широкая кровать, устеленная сенником, а в углу стоял серьёзных размеров сундук. Вот и всё нехитрое убранство.
Старец утвердил лампу на столе и продолжил:
— Ожидал я вас, признаться, второй день уже. Да как же мне вас не ждать, когда должно быть милостиву к убогим и странным!
— Нас? — удивился Костя (Вас, вас…) — а откуда вы о нас знали?
— А я обо всех знаю, — хитро так улыбаясь продолжал старец.
— Фрол-то вас с ремонтом задержал, а так ещё вчера были бы. Но всему свое время, сверху-то виднее, — и он жестом показал на крышу избушки.
— Фрол? — продолжил удивляться Костя.
— А вы так и не раззнакомились? — радостно хлопнул себя по коленям старичок, — так, это кому вы стенку клали… Ладно, утро вечера мудренее, укладывайтесь тут на кровати, а я на сундучке прикорну. Я-то обычно на ночлег у себя не оставляю, чай не постоялый двор, но вы уж больно издалека пришли, потому укладывайтесь в избушке мя убогого, доброй ночи вам!
Миша с Костей пребывали слегка в странном, но очень приятном состоянии, когда совсем не хочется разговаривать. Миша так вообще молчал, а Костя выдавал по одному слову и сам удивлялся своей немногословности. Но поскольку усталость давала о себе знать, они достали свои одеяла, прочли «Отче наш» и улеглись. Всё что они успели услышать после этого, так старец начал «Богородица Дево, радуйся…», и они тут же провалились в глубокий и ровный сон.
Утро
Утром странники проснулись от странного стука. Он доносился из открытого окра сторожки и то начинался, то затихал. Костя услыхал его ещё во сне, думая, что это кто-то стучится в дверь. От этого он проснулся и продолжал слушать, пытаясь понять, кто и в какую дверь может стучать. Стук оказался топорно-дровяного происхождения. Выйдя во двор и потягиваясь, он увидел вчерашнего старца, ловко управлявшегося с колодой дров, и дымящийся котелок рядом.
— Утро доброе, — начал Костя, — а я думал вы нас ночью или в печь бросите или заколдуете в кого, — выдал он спросонья.
— Как не бросить, обязательно брошу, вот видишь уж котелок поставил, — поддержал шутку старец, — как в писании сказано, проидохом сквозь огнь и воду, и извел еси ны в покой.
— Не надо ны в покой, мы хорошие, хотите, мы вам все дрова переколем, — также смеясь предложил Костя.
— Ладно, вы умойтесь поначалу, ся в порядок приведите, а потом и поговорим про дела наши, — заключил старец и указал на кадку дождевой воды.
Тем временем из дверей показался распрямляющийся Михаил.
— Утро доброе, старче, — промолвил, наконец, Миша, закончив распрямление.
— Доброе, доброе, слава Богу, — отвечал тот.
— Может, вам с дровами подсобить, — начал было Миша.
— Ты лучше сопутнику свому подсоби — виш он с кадкой сладить не может, — указал он на Костю.
— Эт мы быстро, — направился к кадке Михаил, похрустывая со сна суставами.
Пока ребята умывались, старец оставил колку дров и подошёл к котелку. Рядом в туеске у него были травы, и, сняв котелок через рукав с огня, он начал колдовать над ними.
Устроив с умыванием возню, затем и небольшую битву полотенцами, молодёжь подтянулась к старцу слегка запыхавшимися.
— Вот глядите сюда, — начал тот, — что вы видите?
— Котелок с водой, — быстро дыша ответил Костя.
— А что в ём?
— Травы, — также быстро ответил Костя.
— Иван-чай, — добавил Миша.
— Молодец, Мишенька, а что ещё? — продолжал задавать вопросы старец.
Ребята замялись.
Вы не только на котелок смотрите, на пар тоже глядите, — продолжал старец.
Пар поднимался над котелком и играл в солнечном свете самыми невообразимыми цветами и формами. Эти цвета составляли узоры, тут же рассыпАлись, принимая самые причудливые формы и оттенки. Временами казалось, что они составляют какие-то фигуры или образы, но какие, разобрать было совершенно невозможно. Временами всё прекращалось, но, как закипает вода из небольшого пузырька, обрастая другими, так и здесь, огоньки возникали из ничего и вспыхивали всё новыми и новыми снопами искр. Ребята, как заворожённые, смотрели на эту игру, пытаясь разобрать, что тут происходит или какие образы появляются.
— Ну что, не разберёте с непривычки? — улыбаясь из бороды спросил старец.
Оба молча замотали головами.
— Ну ладно, это не страшно, — продолжал старец. Этот взвар не простой. Тут кроме иван-чая и других трав есть дух, который вы и узрели. Это он играет, балует на солнце. Потому как дух есмь любовь и радость. Тот кто взвар этот отведает, тот начнёт слышать ся самого. Да не того, что про девиц в березняке думает, — тут Костя пунцово порозовел, —