то, что имеешь.
4
Умеренность как воздержание: и хотелось бы откушать еще, да боязно, что будет плохо.
5
Всяк осуждает в другом то, что другие осуждают в нем самом.
6
Гордыня, словно ей прискучили ухищрения и череда преображений, уже в одиночку переиграв все роли человеческой комедии, надменно роняет маску и обнаруживает свое истинное лицо; поэтому, собственно говоря, надменность – сиятельное явление гордыни.
7
Для того чтобы быть способным к малому, необходимо предрасположение, противоположное тому, что требуется для таланта к великому.
8
Знать, какова мера твоего горя, – это уже род счастья.
9
Мы не бываем ни столь несчастны, как нам кажется, ни столь счастливы, как рассчитывали.
10
В несчастьях нас часто утешает некое удовлетворение от того, что нам позволительно казаться несчастными.
11
Когда бы мы могли поручиться за свою фортуну, то смогли бы отвечать за свои поступки.
12
Как можно поручиться за свои грядущие желания, когда в точности не знаешь, чего хочешь в данный момент?
13
Любовь для души любящего – что душа для тела, в которое она вдыхает жизнь.
14
Справедливость есть опасение, как бы у нас не отняли то, что нам принадлежит; отсюда признание и уважение интересов ближнего и старательная забота о том, чтобы не причинять ему ни малейшего вреда; этот страх удерживает человека в пределах родового или фортуной посланного состояния; не будь его, люди бы непрестанно совершали набеги на чужую собственность.
15
У судей, проявляющих умеренность, справедливость – не более чем пристрастие к возвышению.
16
Несправедливость клянут не из отвращения к ней, но из-за приносимого ею ущерба.
17
Первый порыв радости, который мы ощущаем при виде счастья друзей, объясняется отнюдь не нашей природной добротой или дружескими чувствами; он вызван себялюбием, которое льстит нам надеждой, что и нам улыбнется счастье или что из их удачи нам можно будет извлечь какую-нибудь пользу.
18
В злосчастиях лучших друзей мы всегда находим нечто нам не неприятное.
19
Людская слепота – опаснейшее следствие гордыни: подпитывая ее и умножая, она лишает нас знания того, какими средствами можно было бы облегчить наши беды и избавить нас от недостатков.
20
В том более нет ума, кто оставил надежду найти его в других.
21
Философы, в особенности Сенека, своими наставлениями не покончили со злыми деяниями: они возвели из них крепость гордыни.
22
Самые мудрые мудры лишь в делах несущественных, в том же, что для них важно, – почти никогда.
23
Самое утонченное безумие рождается из высокой мудрости.
24
Воздержание – забота о здоровье или неспособность слишком много вместить.
25
Всякое человеческое дарование, как и всякое дерево, имеет свои особенности и дает плоды, лишь ему свойственные.
26
Ничто не забывается так легко, как то, о чем уже нет сил твердить.
27
Скромность, которая как будто уклоняется от похвал, всего лишь жаждет более тонких восхвалений.
28
Мы клеймим порок и превозносим добродетель лишь исходя из собственных интересов.
29
Себялюбие – причина тому, что наши льстецы никогда не бывают лучшими в этом деле.
30
Никто не делает различий между существующими разновидностями гнева, меж тем как есть гнев легкий и безвинный, рождающийся от пылкости нрава, а есть другой, в высшей степени преступный, который, в сущности, есть буйство гордыни.
31
Не те души велики, в которых меньше страстей и больше добродетели, нежели в обычных, но те, в чьих замыслах больше величия.
32
Природная свирепость совершает меньше жестокостей, нежели себялюбие.
33
О наших добродетелях можно сказать то же, что один итальянский поэт сказал о женщинах, чья честность нередко сводится к умению поддерживать ее видимость.
34
Свет обычно зовет добродетелью некое фантомное порождение наших страстей, которому присваивается доброе имя, чтобы можно было безнаказанно творить все, что пожелаешь.
35
Свои недостатки мы признаем только из тщеславия.
36
В человеке ни добра, ни зла не бывает в избытке.
37
Те, кто не способен на великие преступления, с трудом решаются подозревать в них прочих.
38
Пышность похорон больше говорит о тщеславии живых, нежели о чести мертвых.
39
Сколько бы ненадежным и пестрым ни казался этот мир, в нем можно заметить некую тайную связь, некий раз и навсегда установленный Провидением порядок, благодаря которому все идет как положено и следует своему предназначению.
40
Неустрашимость должна быть в сердце того, кто участвует в заговоре, а чтобы быть стойким меж опасностей войны, довольно одного мужества.
41
Пожелай кто-нибудь объяснять победу с точки зрения ее родословной, он бы столкнулся с искушением назвать ее, подобно поэтам, дочерью Неба, ибо, как ни ищи, ее происхождение не может быть земным. Ведь к ней ведет множество деяний, вершащихся не ради нее, а ради личных интересов всех тех, из кого состоят армии, и эти люди, стремясь к собственной славе и возвышению, добиваются этого поистине великого и всеобщего блага.
42
Невозможно поручиться за собственную отвагу, если никогда не сталкивался с опасностями.
43
Подражание никогда не бывает удачным, и во всякой подделке нам неприятно ровно то, что чаровало в естественном виде.
44
Весьма трудно отличить общую, на всех распространяющуюся благожелательность от большой ловкости.
45
Чтобы иметь возможность никогда не отступать от добра, необходимо, чтобы все вокруг были уверены, что у них не получится безнаказанно причинять нам зло.
46
Нередко убежденность в том, что вызываешь приязнь, – самое верное средство вызвать неприязнь.
47
Вера в себя во многом рождает нашу веру в других.
48
Есть некий общий поворот, который изменяет направление умов, равно как и судьбы мира.
49
Истина есть основание и принцип совершенства и красоты; любая вещь, какова бы ни была ее природа, некрасива и несовершенна, покуда в истинной мере не является тем, чем должна быть, и не имеет все то, что должна иметь.
50
Иные прекрасные творения более блистательны в незавершенном, нежели в чересчур законченном виде.
51
Великодушие – благородное усилие, которое совершает гордыня, возвращая человеку власть над самим собой, благодаря чему он может властвовать над всем.
52
Роскошь и слишком большая утонченность государств – верный знак грядущего упадка, ибо когда все частные лица пекутся лишь о собственных интересах, они не заботятся о благе общества.
53
Лучшее свидетельство тому, что философы, твердившие, что в смерти нет зла, отнюдь не были в том уверены, – это мучения, на которые они себя обрекали, дабы гибелью обессмертить свое имя.
54
Из всех страстей мы менее всего отдаем себе отчет в лености; меж тем это
