тогда отберете!
— Да я сейчас не то, что скатерть-самобранку, я сейчас приказ о назначении меня руководителем отберу и сожгу!!! — заорал Змей и бросился в атаку на мой дом. Дверь, хоть и висела на честном слове, ему не поддалась (магия избушки, не иначе!), и тогда, разорвав силовое поле, профессор попытался влезть ко мне через окно.
— Избушка, милая, выручай! — заорала я, не давая руководителю забраться в мое жилище.
Избушка послушно вскочила на свои курьи ножки, и стала прыгать, вытряхивая захватчика со своей территории. Змей, успевший влезть в окно только наполовину, расставил локти, пытаясь удержаться в строении, пока тыльная часть профессора болталась снаружи, как филей на крюке у мясника.
Пол подо мной ходил ходуном, и единственное, что я могла сделать, это вцепиться в моего руководителя в попытке удержать равновесие.
— Стой, избушка, — заорала я. — Не так кардинально!
Избушка послушно замерла, и я обнаружила, что обнимаю своего руководителя за шею, а его нос покоится где-то в глубинах моего декольте. Торопливо его отпустив, я медленно попятилась к печи, понимая, что сейчас мне придет конец.
Девар Лесовски одним движением проскользнул в избу, и шел на меня, не отрывая глаз. В карих глазах со змеиным зрачком клокотала ярость, ноздри раздувались, желваки на лице напряглись. Ой-ей… Кажется, уважаемому профессору, гордости и светилу биомагии категорически не понравились подобные ведьминские шуточки.
Я вжалась лопатками в стену у печи, а Змей Горыныч навис надо мной, злобно прищурившись.
— Ты… — прошипел он, протягивая руки, чтобы меня придушить, — ты…
Взгляд его упал на стену за моей спиной, где черным угольком были выписаны мои расчеты.
— Ты…, — выдохнул он мне в лицо, — ты даже расчеты без ошибки сделать не способна!!!
Шлепнув по белому боку печи со всей силы, он развернулся, схватил со стола скатерть-самобранку и вышел из избушки, с силой хлопнув дверью. С потолка посыпалась какая-то труха, но я уже не обращала на это внимание. Черный след от ладони обозначал место, где в расчетах крылась ошибка, и этот факт волновал меня в данный момент сильнее всего.
Глава 8
К вечеру, устав от бесплодных попыток сделать успешный расчет, я решила развеяться, а заодно заняться некоторыми насущными вопросами, например, разобраться с русалками. План был прост и надежен: во всех бестиариях мира русалки значились как нежить, а методы для борьбы с нежитью известны каждому. Собрав отменной свежей полыни, я ровным ковром разбросала ее по берегу лесного озера. Пусть теперь эти драгоценные русалки попробуют выйти из воды на мою территорию, обожгут себе все конечности!
Удовлетворенно отряхнув руки, я присела на крылечке, чтобы почитать трактат, выданный мне научным руководителем. Но только открыла книгу, как из леса выплыл очередной всадник на белом коне.
— Здравствуй, бабка! — крикнул мне молодец, спешиваясь. Это был крепкий широкоплечий парень со здоровыми кулачищами, загорелым лицом и мрачным настороженным блеском в глазах.
— И тебе не хворать, — подозрительно ответила я. Что ему надо тут у меня в глуши? — Далече едешь, добрый молодец?
Парень подбоченился и выдал:
— Ты, допрежь меня спрашивать, сперва накорми-напои и спать уложи!
Я аж дар речи потеряла. Ничего себе, нашел тут придорожный мотель! А одалисок с опахалами ему не надо?
— Ступай-ка ты, мил человек, куда шел, — как можно миролюбивее проскрипела я, с трудом сдерживая желание послать его к лешему.
Кажется, увалень тоже растерялся:
— Ты чего, бабка? Ваш же род всегда добрым молодцам помогал! Что сейчас-то не так?
Хм. Однако. Об этом в моих научных трудах информации не было. Зря я все же трактат так и не прочла. Надо бы выяснить о местных традициях поподробнее.
— Ладно, — смилостивилась я. — Чего надо-то?
Увалень задумчиво почесал в затылке:
— Ну, сначала бы в баньке попариться…
О, а мой придорожный мотель еще и с сауной должен быть? Ну знаете ли… Похоже, не зря я про одалисок подумала, сейчас он будет себе молодых и красивых банщиц требовать. Мне даже интересно, насколько далеко может зайти человеческая наглость.
— В баньке — так в баньке, — согласилась я. — Банька у меня вон там, — я махнула рукой вправо. — Вода в роднике, вон там, — я махнула рукой влево. — А дрова в лесу, — указала я прямо перед собой. — Дров и воды натаскай, баньку истопи — и можешь мыться.
Парень совсем погрустнел:
— Так я ж с дороги, уставший…
— И что? — не поняла я. — Ты хочешь, чтобы я, старая больная женщина, тебе баню топила, пока ты, молодой и здоровый, ноги тянуть будешь?
Увалень переступил с ноги на ногу и по-детски шмыгнул носом:
— Ну… да… — неуверенно согласился он.
— Ишь чего удумал, захребетник! — возмутилась я. — Хочешь мыться — ступай работать!
Парень вздохнул, пораскинул мозгами и, привязав лошадку, потопал к роднику. Я удовлетворенно хмыкнула, усаживаясь поудобнее. Труд он, знаете ли, облагораживает, вот я и посмотрю, сделает он из наглеца человека, или в данном случае уже не поможет.
— Баню-то топить умеешь? Не спалишь мне там все? — на всякий случай уточнила я.
— Умею, — как-то не слишком радостно отозвался парень. Я даже немного сжалилась:
— Как звать-то тебя хоть?
— Иваном, — откликнулся увалень.
— А я Яга, — сообщила ему я. — Будем знакомы!
— Ты б, Яга, покормила меня, пока банька растапливается, — мрачно изрек Иван, не размениваясь на формальные фразы типа «Очень приятно».
Я даже удивляться этой наглости не смогла. Покормить — так покормить.
Вздохнув, я поплелась в избушку и открыла холодильный ларь. Продукты за день были подъедены, и на полке лежало одинокое куриное яйцо, оставшееся от скатерти-самобранки. Судя по виду, яйцо было готово вылупиться и уйти из этого места своими ногами. Н-да, что-то я как хозяйка совсем запустила свои владения. Надо все же дойти завтра до деревни. А этого обормота тогда чем кормить? Скатерть-самобранка-то тю-тю, конфискована законным владельцем.
Помянув недобрым словом своего научного руководителя, я щелкнула пальцами, развела магический огонь в печи и поставила туда котелок. Есть у меня тут одна вещь, которая давно залежалась.
Разноцветные пачки с начертанными на них перекрестьями палок были не информативны. По запаху они тоже не различались — ароматы были какие угодно, но явно несъедобные. Я перевернула упаковки. На одной была нарисована змея, на другой какие-то гады с присосками и щупальцами (б-р-р, и скормила бы дорогому гостю, но отравление аборигенов категорически запрещено Уставом Содружества). А это вот что? На одной из упаковок красовалась грустная морда свиньи, судя по всему тяжело больной и нездорово толстой. Думаю, это намек, что в пачке должно быть мясо.
