не успел превратить золото в дома и дворцы, теперь оказались в непростом положении. Предки Пьетро Гардзони как раз оказались в числе недальновидных, а потому, чтобы удержаться на своем месте, ему приходилось постоянно вести сложную политическую игру, вступая в союзы и раздавая обещания, которые не всегда мог выполнить. По этой же причине Черный инквизитор так отчаянно боролся с Казановой: Джакомо был предметом ненависти и зависти многих именитых венецианцев, а известно, что ничто так не сплачивает союзников, как общий враг. Конечно, были у знаменитого повесы и друзья, причем весьма влиятельные. Не столько даже Брагадин — скромный пожилой сенатор, не добившийся особых высот, — а в первую очередь «два Марко»: Марко Дандоло и Марко Барбаро. Оба они происходили из знатных семей, имевших большой вес в Венеции, и оба были союзниками человека, который на тот момент, вследствие совокупности целого ряда причин, являлся одной из главных политических фигур республики — Альвизе IV Джованни Мочениго.
Словом, ввиду отсутствия большого состояния и роскошных владений Гардзони решил проявить изобретательность: выбрать общего неприятеля и под предлогом совместной борьбы с ним сплотить вокруг себя союзников для будущей битвы за кресло дожа. Он знал, основным противником будет именно Мочениго — человек, уже имевший огромный вес в высших кругах и не нуждавшийся в закулисных интригах. Не говоря уже о том, что практически бесконечные денежные ресурсы, получаемые Альвизе с многочисленных земельных владений, давали тому возможность легко покупать поддержку обедневших знатных родов, число которых множилось день ото дня.
Пьетро Гардзони знал, что ему понадобится все его красноречие, ведь доказательств у него нет. С другой стороны, отрицать наличие потенциальной угрозы никто не сможет. Он задумчиво закусил губу, наблюдая за Мочениго и Гримани: оба были мрачнее тучи, несмотря на ясный солнечный день. В любом случае медлить больше нельзя. Гардзони дождался, пока остальные члены Совета, остановившиеся побеседовать в проходной комнате — Зале Компаса, — наконец вошли и заняли свои места, и, по своему обыкновению, сразу же ринулся в атаку.
— Уважаемые члены Совета, приношу свои извинения за то, что нарушу установленный порядок своим выступлением, но я не могу терять время, так как перед нами стоит вопрос чрезвычайной срочности, — решительно заявил инквизитор.
Мочениго вопросительно поднял густую бровь, но Гардзони не собирался отступать. Он прижал ладонь к черной полосе, пересекавшей на груди его красную мантию, и продолжил:
— Вы наверняка уже осведомлены о том, что в Венецию вернулся опасный человек, именующий себя Джакомо Казановой. Не вызывает сомнений, что он достоин всеобщего порицания за распутство, жульничество и жестокость, являющиеся неотъемлемыми чертами его образа жизни. Но кроме того, уважаемые коллеги, я узнал от верных людей о том, что вышеупомянутое лицо на днях посетило графиню Маргарет фон Штайнберг, принадлежащую к высшим кругам австрийской знати. Неизвестно, о чем разговаривали эти двое, но всем очевидно, какими губительными последствиями грозит подобная встреча. Мы имеем точные сведения о том, что в последнее время Казанова являлся тайным агентом на службе у Австрии. И хотя у нас на руках нет доказательств этого сотрудничества, совершенно ясно, что дальнейшее бездействие с нашей стороны может быть чрезвычайно опасно, так как даст возможность вышеупомянутым персонам беспрепятственно строить планы по подрыванию устоев Венецианской республики.
Мочениго громко фыркнул, и на этот раз Гардзони отреагировал:
— Я понимаю, что изложенные мною факты кому-то могут показаться неинтересными…
Но закончить фразу ему не удалось.
— Прошу прощения, но я вынужден напомнить уважаемому Черному инквизитору, — перебил его Мочениго, — что, несмотря на громкие заявления, он не может предоставить никаких доказательств в пользу выдвигаемых им обвинений. Или я ошибаюсь? Существуют ли свидетельские показания, полученные представителями закона?
— Нет, — ответил Гардзони.
— Доносы или секретные донесения, оставленные в «Львиной пасти»?
— Тоже нет.
— В таком случае, мой дорогой Гардзони, хотя и разделяю вашу озабоченность по поводу Казановы, я должен вас спросить: что вы намерены предложить? Rebus sic stantibus[4], мне кажется очевидным, что у нас связаны руки.
Государственный инквизитор сделал глубокий вдох, заставляя себя сохранять спокойствие. Нужно действовать осторожно, если он хочет добиться желаемого результата.
— Многоуважаемый коллега, вы совершенно правы, — нехотя выдавил он.
Мочениго снисходительно кивнул.
— Однако же, — продолжал Гардзони, — я вынужден просить вас не терять бдительности. Казанова ведет свою игру, и какими бы бессмысленными или незначительными ни казались его действия, я уверен, за ними скрывается опасный план. В любом случае, независимо от того, замышляет он свержение существующего режима правления или нет, остается тот факт, что своим поведением этот человек наверняка вызовет смятение и беспорядки в высшем свете. А если прибавить к этому болезнь уважаемого дожа…
Вот тут уже заволновались и остальные члены Совета десяти. Гримани нервно кашлянул. Дандоло громко чихнул. Морозини решительно заговорил, выразив то, о чем в этот момент подумал каждый из присутствующих:
— Вы что-то знаете, Гардзони?
— Господа, всем давно известно, что дож Франческо Лоредан прикован к постели неизлечимым недугом, — ответил государственный инквизитор. — Кроме того, не далее как сегодня утром доктор Спинелли, его лечащий врач, лично уведомил меня о тяжелом состоянии его сиятельства. Медики трудятся не покладая рук, чтобы облегчить его страдания, однако, несмотря на все компрессы и припарки, болезнь не отступает.
— А почему это у вас есть такие сведения, а у нас нет? — недовольно осведомился Морозини.
— Потому что моя задача, как государственного инквизитора, быть осведомленным обо всех возможных угрозах общественному спокойствию Светлейшей Республики Венеции. Поэтому я и спрашиваю вас: что может быть опаснее, чем возвращение Казановы в тот момент, когда дож Лоредан поражен тяжелым недугом? Разве вы сами не видите, чем чревато положение вещей, которое я представил вам только что?
Мочениго задумчиво вздохнул. Некий злорадный огонек на мгновение вспыхнул в его бездонных черных глазах, но тут же исчез. Потирая двумя пальцами подбородок, как он делал всегда, когда ему в голову приходила интересная идея, член Совета десяти произнес:
— Гардзони, вы, конечно же, помните, что всякий раз, когда вы подозреваете, что нечто может угрожать безопасности Венецианской республики, ваша наипервейшая задача — поделиться своими соображениями с двумя другими государственными инквизиторами, Красным и Черным, то есть со Стефано Гритти и Джулио Морозини, не так ли?
Оба упомянутых государственных лица уставились на Гардзони крайне недружелюбно.
— Безусловное — вынужденно согласился тот. — Однако я узнал о возвращении Казановы только вчера вечером, поэтому не успел передать полученные сведения. А поскольку оба уважаемых инквизитора присутствуют на сегодняшнем заседании, я решил поставить в известность о данных событиях весь Совет одновременно.
— Хорошо. Допустим, так оно и было.
