«Криз» – зона игры, в которой занимает позицию бетсмен, когда готовится защищать свою калитку[11].
Я же говорил вам, что был в Австралии, да? И про австралийские тропические грозы – там они случались почти каждый день, и отец сказал, что для Австралии это норма. И еще сказал, что, когда он прошлый раз был в Австралии, дожди лили каждый день.
Я ездил туда с отцом на летних каникулах, когда перешел из четвертого класса в пятый, потому что в тысяча семьсот лохматом году некоторых наших предков сослали в Австралию на каторгу, а мой отец теперь захотел отыскать их следы для истории нашей семьи. А заодно посмотреть вместе со мной на места, где бывал раньше, когда только окончил колледж.
Вот зачем мы поехали в Австралию. Так мне сказал отец, когда объявил, что мы едем.
Но, по-моему, на самом деле причина была другая.
По-моему, на самом деле мы поехали туда потому, что мама велела отцу уделить мне немножко времени из-за того, какое у нас было настроение после… ну, в общем, когда мой брат Карриэр… в общем, знаете… По-моему, она сказала отцу, что он обязан это сделать и ее не волнует, что он будет вынужден просить начальство об огромном одолжении. По-моему, она сказала ему, что ей плевать с высокой башни на воинский долг и прочую фигню, потому что сыну нужен отец.
В нашем доме стены тонкие.
В общем, по-моему, именно поэтому мы поехали в Австралию. Но не все ли равно? Австралия – понимаете?! Я положил зеленый шарик в карман, и мы поехали в аэропорт на такси, и летели сто миллиардов часов до Лос-Анджелеса, а потом еще тысячу миллиардов часов до Австралии и поздно ночью смотрели фильмы, которые мама почти наверняка бы мне не разрешила, если бы полетела с нами.
Приземлились в Сиднее, сели в машину с рулем с неправильной стороны – совсем как в Баклажане, – и выехали из города по неправильной стороне дороги, и приехали в Голубые горы, хотя цвет у них совсем другой. Тропическая гроза уже начинала нависать над нами. Но отец из-за этого не тревожился. Он хотел совершить пеший поход – предками потом займемся, и мы надели рюкзаки – его рюкзак был намного тяжелее моего – и спустились по склону в долину. Повсюду были маленькие водопады. Деревья росли все гуще. Высокие утесы и длинные красные прослойки песчаника. Запах сырой земли, лужи, и здоровенные листья, и сырой мох, и старая кора, и гигантские белые цветы – я таких цветов в жизни не видел.
Мы спустились на триста десять метров и углубились в заросли больших деревьев, и отец на ходу мурлыкал Бетховена – а он умеет намурлыкивать целые симфонии даже во время австралийской тропической грозы.
Мы шли, и глубокие следы наших ботинок вмиг заполнялись дождевой водой. Было жарко. Шумела вода, падая на скалы. Визгливо переругивались белые птицы – взлетали стаями на верхушки деревьев и пялились на нас свысока. Время от времени раздавался охотничий крик какого-то огромного существа – типа динозавра, наверное. Время от времени в низкой траве шуршал кто-то юркий – вероятно, змеи, сказал отец. Время от времени подлесок трещал, потому что в нем кто-то рыскал – возможно, мелкие крокодилы, сказал отец. Судя по треску, не такие уж и мелкие.
А потом, под вечер, дождь перестал, и из-за пухлых облаков выпрыгнуло солнце, и мы вышли на поляну, с которой открывался вид на всю долину.
– Смотри, – сказал отец.
