мог. Несмотря на тесноту, Дэйн извернулся, и ухватился здоровой рукой за коготь, словно за огромную ветку.
Только тогда дракон двинулся с места, крепко сжал тело парня лапой, и взмыл вверх.
Море, скала и красные цветы стремительно отдалялись. Дэйна сковал страх, но вместе с тем и восторг, он знал, что его не уронят и не отпустят.
Ветер хлестал в лицо, но больше не жестоко, а скорее бодряще. Дэйн чувствовал волну восторга и радости, вдруг разлившейся по телу.
Он летит, словно птица, немногим в жизни была дана такая возможность, и второй полет, несмотря на рану, нравился ему намного больше.
Дэйн не сдержал радостного возгласа, а в ответ услышал раздраженный — и Дэйн смог это разобрать! — драконий рык.
Замок показался совсем скоро. Дракон приземлился на другую площадку, не ту, где до сих пор стояла полуразваленная повозка. Источник хорошей древесины для каминов, как поделился с ним дракон. Эта площадь была куда меньше и больше напоминала огромный балкон.
Дракон осторожно выпустил из лап Дэйна, затем приземлился сам. И впервые обратился в человека при нем. Он стремительно уменьшился, кости собирались, деформируясь и изменяясь, казалось, что огромного дракона собирают в маленькую вазу в виде человеческой фигуры.
Выглядело завораживающе и жутко, так, что Дэйн не смог отвести взгляда, даже когда дракон поднялся уже полностью обнаженным человеком.
Не глядя на Дэйна, он прошел внутрь замка крупным шагом, открыл большие окна, из которых тут же заструились две крупные легкие занавески, и скрылся за ними.
«Это его комната? — подумал Дэйн».
Но не успел он подняться, как уже одетый в свою привычную светлую накидку, дракон появился снова.
«Так вот почему он все время носит эти странные рубашки, — отстранено подумал Дэйн. — Чтобы быстро их надеть и снять для этих превращений».
Каждое движение выдавало в драконе ярость. Он подошел к Дэйну, замер, казалось, что сдерживается, чтобы не ударить.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Все еще лежащий на полу, Дэйн не шевелился, пригвожденный силой потемневших от гнева лиловых глаз.
— Ты можешь встать? — процедил дракон.
Дэйн кивнул. Дракон тут же схватил его за плечи и поднял рывком. Силы в нем было явно больше, чем положено человеку.
Увидев поврежденную руку Дэйна, дракон взял его за здоровую и повел внутрь. А Дэйн не нашел в себе силы возразить.
Пока дракон вел его, Дэйн чувствовал, как тот дрожит.
Внутренняя обстановка комнаты походила на всю драконью одежду разом. Вся в летящих и струящихся тканях, над кроватью весел крупный балдахин.
— Садись, — мягкость и легкость оформления сейчас резко контрастировали с жесткостью хозяина.
Дэйн снова молча послушался, все больше чувствуя, что вместо подвига сделал какую-то глупость.
Дракон тем временем достал красиво расписанную крупную шкатулку, от которой пахло травами. Сел рядом с Дэйном на постель.
— Покажи.
Дэйн стал разворачивать уже пропитавшуюся кровью ткань. Дракон поморщился от вида ладони и наконец, дал себе волю:
— Зачем ты туда полез?! — достал из шкатулки чистые тряпки и, смочив в бесцветном растворе с резким запахом, стал протирать ладонь. Дэйн зашипел. — Терпи, — мстительно приказал дракон. — Тебе и так осталось… А ты еще и стремишься сократить оставшееся время!
— Ты сказал, это цветы смерти. Я думал, они связаны с проклятием… Жжется так.
— Терпи, — повторил дракон.
— Я не про руку.
Дракон вскинул взгляд, проследил, куда кивнул Дэйн и увидел торчащие из кармана листья. Дракон рыкнул, совсем по-драконьи, достал из чужого кармана три цветка, сморщившись от их обжигающего яда, и отбросил в сторону.
Дэйн зачаровано смотрел, как Дракон смазывает мазью, а затем забинтовывает ему руку, в то время как на драконьих ладонях ожоги пропали почти мгновенно.
— С чего ты взял, что они связаны? — Дракон завязал узелок и осторожно опустил ладонь Дэйна. Тот хмуро смотрел на выброшенные примятые цветы, которые, теперь, очевидно, не снимали никакое проклятие.
— Цветы смерти… И я подумал, нужно их достать или вроде того. Я пытался что-то сделать!.. Если бы ты не молчал и не бегал, а рассказал все, мне бы не пришлось гадать! Я просто пытался спасти… — Дэйн запнулся, едва не выпалив «тебя». Удивился сам себе, бросил на дракона взгляд. Действительно ведь рисковал не для себя, не для своей жизни, — … свою жизнь, — растерянно соврал Дэйн.
— Эти цветы так называются, потому что растут на скалах. А любители покрасоваться лезут за ними и…
Дракон вздохнул. Сложил руки в замок и уткнулся в них лбом. Ярость, что бушевала в нем минуту назад, покинула его, забрав с собой и силы. Он молчал так добрую минуту, за которую Дэйн успел почувствовать себя последним идиотом.
— Я понял, — глухо произнес дракон, убрав от лица руки. Тоска, поселившаяся в лиловом взгляде, разрывала Дэйну сердце. — Прости, что все умолчал. Обычно… Этого хватало. Но я понял, что ты не успокоишься, пока не узнаешь все. Хорошо, — грустная улыбка, — я расскажу тебе. Дэйн.
И дракон замолчал, то ли собираясь с духом, то ли подбирая слова, Дэйн не решался прервать тишину, боясь спугнуть обещанное откровение. Он сам, казалось, замер, застыл во времени в ожидании. Он вдруг понял, что ждал его с той минуты, как они оказались в зале, наполненном золотыми магическими нитями.
Морской ветер колыхал две легкие занавески, слышно было, как волны отчаянно бились о камни.
Два раза дракон размыкал губы, делал краткий вдох, но не издал ни звука. Дэйн видел, как тому было тяжело вспоминать, и еще более — произносить, и если бы ставкой не была жизнь — их обоих, то уже давно остановил бы все это, позволил бы дракону и дальше прятать свои секреты.
— Портрет девушки из библиотеки — это Эмеральд. Я… — дракон смотрел в сторону, но куда-то сквозь пространство, внутрь своих воспоминаний. — Из-за меня она… Нет… Честнее будет сказать, что я ее убил.
Дракон убил и множество других, но Дэйн уловил, что конкретно в этом случае, проклятие не было виной. Но не мог поверить, что этот ящер с доброй душой убил кого-то умышленно.
— Мне было восемнадцать. Только-только я вступил в свое право на власть. Отец мой долго болел и потому его утрата не оставила на сердце рану. В какой-то степени — я был рад, что он, наконец, перестал страдать. Матери я не знал. Опять же из-за болезни отца меня рано посвятили в дела… Все шло хорошо, и мне пророчили долгие удачные годы. Выбило из колеи другое — я… влюбился.
Дэйн вдруг вспомнил, как сестра, обожавшая истории
