так и не смог. Обеих он в мыслях назвал богинями за красоту и недоступность для всех мужчин, кроме одного. Но рассудить, какая из двоих достойна называться прекраснейшей, так и не смог.
Для победы в войне необходимо три вещи — маневренность, мощь и надёжность в обороне. Всеми этими качествами соперницы обладали в полной мере. Сегодня они встретились, равные по красоте, равные по статусу, равные по влиянию. Встретились, чтобы раз и навсегда выяснить, кто же из них лучше.
Но не смогли, ибо силы оказались равны, и никто не смог победить. Так и разошлись они, одна в сторону южных дворцовых ворот, другая в сторону северных.
А Автолик остался стоять в карауле. Он снова и снова представлял себе облик обеих жён, по египетским обычаям равным по статусу богиням. Но, по-прежнему не мог рассудить, которая из них получит звание Прекраснейшей. Хотя, кто бы из них его мнением поинтересовался.
— А дальше что? Померялись статями и к тебе обратились, чтобы рассудил? — продолжал допытываться Сиванала.
— Да не, ты что. Это же царицы.
— Тю-у-у! — возмутился Сиванала, — а я-то думал, ты и впрямь судил, какая из них прекраснейшая.
— И судил! — непреклонно вскинул голову Автолик.
— Ну да, левой рукой небось? — заржал Сиванала, однако не дал ахейцу обидеться, — давай лучше вмажем!
— Давай. За что? — спросил Автолик.
— Чтобы все враги лежали, а у нас бы всегда стоял.
— Это ты хорошо сказал. Выпьем.
Выпили.
Они успели уже неплохо набраться, и даже сбегать по разу в нужной чулан, когда на пороге питейного дома появился ещё один человек. К тому времени к ахейцу и шардана присоединились четверо сородичей последнего. Прибыло несколько ремту, которые влились в шумную компанию, занявшую большую часть зала.
Новый вошедший тоже быстро огляделся и прошёл к столу, который захватили шардана и ахеец.
В отличие от Сиваналы и Автолика, русоволосых бородачей, в коих за итеру[24] опозновались чужеземцы, этот третий прибывший был чистокровным ремту, да к тому же по расшитой одежде и браслетам явно угадывалось, что он высокого звания.
Звали его Аменеминет, был он сыном Уннефера и, несмотря на молодость, состоял в большом чине — личным возничим самого Величайшего, Рамсеса Мериамена.
Аменеминет увидел на два разлива меньше, чем двадцатисемилетний Рамсес. Во всём подлунном мире он единственный мог позволить себе обращаться к владыке Священной Земли безо всякого церемониала. Конечно, лишь наедине, но прочие о таком и мечтать не могли. Друг для друга они с раннего детства были не Рамсес и Аменеминет, а Сессу и Менна. Лучшие друзья, разделённые непреодолимой бездной происхождения, которую они не замечали.
Отец Менны Уннефер, верховный жрец Усера, не мог похвастаться высокородным происхождением. Предки его возвысились из ничтожества менее ста лет назад, когда Величайший Неферхеперура, ныне именуемый Безумцем, приказал отринуть отеческую веру, нарёк себя Сыном Атона и истребил недовольных из числа высших жрецов и воинов. Тогда ему и пришлось возвысить низкорожденных, дабы те заняли опустевшие посты в государстве. Когда же он умер и свет Амена-Ра вновь воссиял над Священной Землёй, эти низкорождённые никуда уже не делись, так и остались «новыми лучшими людьми».
Одним из них был военачальник, близкий к Величайшему Хоремхебу, повергшему власть ложного бога. Когда умер Хоремхеб, не имевший наследников, этот военачальник, дед нынешнего Величайшего стал новым владыкой Священной Земли.
При новой династии бедные свободные, немху, продолжили занимать высокие посты. Они, конечно же, были бесконечно благодарны своим благодетелям и даже самые великие из них называли себя убогими сиротами, вскормленными властителями.
Менна сел рядом с Автоликом. Приветить дорогого гостя поспешил сам хозяин заведения.
— Никак «Храбрейшие» гуляют, — сказал Менна, покосившись на шумную компанию.
— Точно так, господин. Сегодня ещё до заката благородные господа пожаловали, — ответил хозяин.
— Мне как обычно, Снофру, — сказал Менна.
Хозяин кивнул и удалился столь же стремительно, как подскочил. Возле возничего появилась служанка с подносом.
Ахеец наклонился к Менне и спросил:
— Этот, что ли?
Он качнул головой в угол, где скромно сидел Ибирану.
— Этот. Вчера объявил себя знатоком сенета.
— И как?
— Ну, не сказать, что слабак, хотя я малость обогатился.
— Стало быть, знаток сенета? — Автолик привстал, — сейчас проверим. Я тоже знаток.
Покачиваясь, он шагнул по направлению к Ибирану.
— Да сиди, куда тебя понесло? — попытался урезонить его Менна.
— Отстань! — отмахнулся Автолик, — я его сделаю. Слово верное знаю.
— Чего-то месяц назад тебе это слово не помогло, продулся вчистую.
— То было давно, — ахеец махнул ладонью перед лицом, словно отгоняя наваждение, — и неправда.
Менна покачал головой, отпил из своей чаши.
Автолик грузно шлёпнулся на скамью напротив угаритянина и, слегка заплетающимся языком предложил тому испытать удачу в преодолении ловушек Дуата. Тот согласился. Ахеец повернулся к хозяину заведения и щёлкнул пальцами, попросив принести складную доску и фишки для сенета.
Менна, Сиванала и другие шардана подсели рядом в качестве зрителей.
Загрохотали кости в стакане. Затанцевали фишки на доске. Менна хотя и увещевал своего приятеля-акайвашта не играть, но знал, что тот даже в крепком подпитии обладал острым умом. Иначе, зачем бы сам Верховный Хранитель взял этого чужака к себе на службу? А вот бедняге-финикийцу явно не следовало браться под хмельком за благородные игры, требующие не только удачи в бросании костей, но и работы ума. Нетеру сегодня явно были не на стороне торгаша. Даже, когда кости ложились удачно, он делал глупые, детские ходы и хитрый акайвашта вскорости подгрёб к себе все золото, что глупый купец вывалил на стол.
Автолик посмеивался и милосердно утешал купца, что мол, это удача, «сегодня я, а завтра ты», «приходи ещё, отыграешься».
Он повернулся к Менне.
— Вот видишь, а ты не верил. Я же говорил — слово верное.
— Кто же тебе его сказал-то? — усмехнулся Менна.
— Сама госпожа моя Миухетти мне его шепнула, да живёт она вечно. Слушай, говорит, Автолик, верное слово. С ним завсегда победишь.
— Это что там за госпожа такая? — раздался громкий голос, — Миухетти? Давно ли она госпожой стала?
Аменеминет повернулся к громогласному.
— А-а, это ты, Нибамен. Не лез бы лучше…
— А мне вот интересно, я и лезу, — привстал из-за стола здоровенный детина, названный Нибаменом.
— Чего тебе интересно?
— Давно ли эта кошка драная госпожой стала?
Автолик напрягся.
— Ты за языком своим следи. Уважаемый.
— Чего, Нибамен? Не дала она тебе, вот и бесишься? — усмехнулся Менна.
— Да ты… — задохнулся здоровяк, у которого ручищи в охвате были что бедро возничего.
Тот, однако не испугался.
— Следует тебя поучить манерам, — сказал возничий.
Здоровяк побагровел. Сжал кулаки. Было видно, что
