плеч, но его хватка только усиливается. Его пальцы впиваются в мою грудь, вызывая воспоминания о его руках и рте на моих сосках. Это странно эротично, но, тем не менее, это нежелательное нападение.
Страх и мое глупое, глупое вожделение чувствуют себя чужеродно, но в то же время не совсем неприятно.
Это официально.
Я — тупица.
На моем надгробии можно написать: "Здесь лежит Тупица: возбужденная, одинокая и не совсем в порядке с головой", и это будет совсем не плохо.
Нелла хмыкает и скрещивает руки, с презрением наблюдая за тем, как его рука обхватывает мои плечи. Она может ненавидеть меня сколько угодно. Я все равно скоро умру. Я смотрю на часы. Прошло всего две минуты.
Проклятье.
Мне придется терпеть это еще 48 минут, и вот я уже буквально в объятиях своего будущего убийцы.
Никто не беспокоится, когда входит доктор Ролланд, выглядящий растрепанным и одетый в пальто наизнанку. Доктор Ролланд преподает квантовую механику и всегда находится в своем собственном мире. Он, несомненно, умный человек, но его гениальность затмевается неспособностью вовремя прийти на занятия и установить зрительный контакт со студентами.
Он уже начинает лекцию о Принципе неопределенности Гейзенберга, а он еще даже не дошел до входа в класс. У него даже еще не прикреплен к рубашке маленький лекционный микрофон. Обычно я напрягаюсь, чтобы услышать, что он говорит, но с учетом того, что надо мной нависла смерть, я знаю, что не буду обращать внимания на сегодняшнюю лекцию.
Черт, меня даже не забавляет, когда доктор Ролланд, в знак кармического правосудия, открывает рот, и слюна летит на щеку Неллы.
И правильно делает.
Следующие полчаса Ашер обнимает меня за плечи, удерживая на месте. Я пыталась встать раньше, когда мне казалось, что он не обращает на меня внимания, но он только крепче сжимал меня. Теперь это почти больно. Я больше не пыталась, даже когда его палец коснулся моего соска.
Я до сих пор не уверена, было ли это сделано специально.
Хуже всего то, что часть меня благодарна за то, что происходит только это. У меня есть — я смотрю на часы — еще 14 минут гарантированной безопасности, даже если мне придется терпеть его пальцы на моей груди. Я утешаюсь тем, что он не сможет причинить мне боль в комнате, полной свидетелей, но на самом деле я живу в долг.
Последний месяц жизни был щедрым подарком. Задним умом я это понимаю. Было бы глупо думать иначе. С семьей Романо не стоит шутить. Гораздо более великие люди, чем я, погибли, пытаясь это сделать.
Глупая, бессмысленная часть меня говорит мне забыть о том, кто такой Ашер. Признать и смириться с тем, что моя жизнь скоро закончится. Эта часть меня призывает меня просто насладиться прикосновением великолепного мужчины, пока это не случилось.
Даже если этот красавец в итоге станет моим убийцей.
Это та часть меня, которая не получала секса уже много лет. Годы. Это та часть меня, которая помнит, каково это — чувствовать его палец в себе, его язык на моем клиторе. Это также та часть меня, которая ответственна за мои затвердевшие соски, которые в настоящее время находятся острыми пиками под моим камзолом.
В этот момент доктор Ролланд решает надеть очки. Его глазам требуется мгновение, чтобы приспособиться, прежде чем они сфокусируются.
Точно.
На.
Мне.
А точнее, на моих сосках.
Он смотрит в тревоге в течение неловкого момента, прежде чем его глаза поднимаются к моему лицу. Его глаза не настороженные. Они просто ошеломлены. А потом он замечает руку, обхватывающую мои плечи, и следует за ней к ее владельцу. Я не удивляюсь, когда пульт в его руке тут же падает на пол.
Это ужасно. Со мной мафиози, играющий с моими сосками посреди урока, профессор, который только что уставился на эти соски и боится этого мафиози, и 299 взглядов на меня. 301, если считать взгляды доктора Ролланда и Ашера.
Я настороженно наблюдаю, как доктор Ролланд берет в руки пульт. Его руки трясутся, как и голос. Он что-то бессвязно рассказывает о том, что Гейзенберг якобы сказал на смертном одре, но его слова не имеют никакого смысла. Я чувствую напряжение в комнате, наполовину сочувствующее, наполовину предвкушающее. Многие студенты с нетерпением ждут, что же сделает доктор Ролланд.
Он берет в руки толстую пачку бумаг и просматривает их. Он все еще бормочет о Гейзенберге, и его руки все еще дрожат. Один лист бумаги выскальзывает из его пальцев и скользит по полу, приземляясь у моих ног.
Я смотрю на Ашера, ненавидя себя за то, что инстинктивно попросила разрешения поднять его. Он придает мне довольное выражение, которое сильно контрастирует с отстраненностью его глаз, и кивает. И тут, поскольку я явно идиотка и не хочу, чтобы он думал, что может меня контролировать, я высовываю язык. Это происходит быстро, всего лишь вспышка языка длится не более четверти секунды, но все же…
Я. Высунула. Язык.
Я двадцатилетняя женщина, и я только что высунула язык перед мафиози.
Конечно, высунула.
Я с досадой наклоняюсь вперед, чтобы взять лист. Не удержавшись, я опускаю взгляд на него. Это часть списка класса. Я думаю, что доктор Ролланд искал имя Ашера в списке. Он его не найдет, но я все равно передаю листок обратно доктору Ролланду.
Меня даже забавляет, когда доктор Ролланд, с потным лбом и красным от страха лицом, кивает головой на бумагу и продолжает лекцию. Он притворился, что Ашер зачислен в класс, вместо того чтобы выгнать его, — такова политика университета в отношении нарушителей лекций, что на самом деле удивительно распространено в Уилтоне. Доктор Ролланд — ужасный актер, и его реакция — лишнее напоминание о страхе, который Ашер вызывает у респектабельных людей из всех слоев общества.
Мое веселье по поводу плохого актерского мастерства доктора Ролланда исчезает, когда рука Ашера вновь обхватывает мои плечи — тяжелое напоминание о том, что должно произойти. Я замираю, когда люди вокруг нас начинают собирать свои вещи. Я бросаю взгляд на часы. Без десяти минут десять утра. Я слышу звон колокола смерти, который дразнит меня в моей собственной голове.
Я умру.
Я умру.
Я умру.
ГЛАВА 6
Мужество — это сопротивление
страху, овладение страхом,
а не его отсутствие.
Марк Твен
Когда все встают, девушки, заполнившие первый ряд, задерживаются, их взгляды перескакивают с Ашера на меня.
