Ее плечи поникли, как будто сама мысль откликнуться на собственное имя лишала сил.
– Чего тебе? – выдохнула она; голос ее звучал тихо и угрюмо. Старшая сестра Мандей выглядела… старше. Кожа у нее словно выцвела, под глазами виднелись большие черные мешки; она походила скорее на мать моих ровесников, чем на шестнадцатилетнюю девушку.
– Э-э… а где Мандей? – спросила я, продолжая пялиться на свою куртку.
Эйприл сжала губы, глядя мне прямо в глаза.
– Она… гостит у нашей тети.
– У вашей тети? – У Мандей действительно была тетя в Лореле, в Мэриленде. Но моя подруга уже много лет не упоминала о ней.
Я заглянула в тележку Эйприл. Три упаковки макарон с сыром, пакет сырных подушечек, белый хлеб, фруктовая смесь для пунша и банка арахисового масла. Мандей нельзя было есть арахисовое масло.
– Э-э… да.
– Она переехала к ней, что ли? Она уже пропустила целый месяц в школе.
Эйприл втянула воздух сквозь зубы.
– Не знаю.
Я сглотнула, не в состоянии достаточно быстро собраться с мыслями.
– У моей тети сейчас нет телефона, – ответила Эйприл, стискивая ручку тележки. – И вообще, мне нужно идти.
Я лихорадочно старалась придумать еще какие-нибудь вопросы, чтобы задержать ее подольше. Пусть даже Эйприл изображала глыбу льда – она была сестрой Мандей. Ниточкой, ведущей к моей лучшей подруге.
Эйприл мрачно посмотрела на меня и еще крепче сжала ручку тележки, так что побелели костяшки пальцев.
– Клодия, просто… не лезь в это, ладно? – Я отшатнулась назад, когда она наклонилась прямо к моему лицу. – Держись подальше и не суйся. Не надо.
С этими словами она быстрым шагом направилась прочь, оставив меня в одиночестве стоять посреди прохода.
Не лезть? Она знала, что я приходила к их дому. А если знала она, то могла знать и Мандей. А если так – почему она мне не позвонила?
За год до прежде
– Не может быть? Так-таки и никто?
Скривив губы, Мандей сидела напротив меня на полу; нам опять пришлось торчать после школы в библиотеке. Мы болтались в дальней части зала, среди полок с журналами, и ждали, пока приедет церковная машина, чтобы отвезти меня на танцы. Огаст, еще слишком маленький, чтобы идти домой в одиночку, листал книги в детском уголке и жевал пластинки фруктового мармелада.
– Не-а, – ответила я, пожимая плечами.
– Врешь и не краснеешь! Хочешь сказать, что тебе никто не нравится? Ты что, никого не считаешь симпатичным? Даже Тирелла или Деметриуса?
Постукивая карандашом по блокноту, я силилась дописать эссе.
– Ну, они, конечно, милые, но в этом смысле мне не нравятся.
– Тогда кто? – не сдавалась она. – Ну же, признавайся!
Я вздохнула, утомленная тем, что теперь все наши разговоры сводились к новой увлеченности Мандей – парням.
– Должен же быть хоть один парень. – Она ухмыльнулась и подняла бровь. – Если только… это не девочка… ну, ты понимаешь. Кто-то, кто тебе нравится.
Я резко подняла взгляд от блокнота.
– Никто.
Она засмеялась.
– Дурочка, я просто шучу!
Под этим градом вопросов у меня начали пылать щеки. Ведь и в самом деле не было парня, который бы мне понравился или показался симпатичным. Для меня они все были отвратительными и глупыми.
– Ну… есть один парень, – неуверенно произнесла я, стараясь придать своей лжи достоверность. – Он милый, но… старше нас.
Мандей засмеялась.
– Конечно, тебе нравятся парни постарше, старушка.
– Неважно. Не каждый может влюбиться с первого взгляда, как ты.
Она прикрыла глаза, сияя улыбкой.
– Я рассказывала тебе, что мы сидели рядом на истории?
– Да. Тысячу раз. Или две.
Продолжая улыбаться, она наклонилась и вывела в моем блокноте: «Джейкоб + Мандей».
Джейкоб Миллер, конечно же, был самым красивым парнем в нашей школе. Всегда таким был. Он нравился всем девочкам и прекрасно знал об этом. И из-за своей заносчивости был мне отвратителен. Джейкоб расхаживал с таким видом, словно был королем всего Юго-Востока, настолько переполненным важностью, что мог бы воспарить в воздухе. Кому под силу устоять перед его миндалевидными глазами, коварной улыбкой, ямочками на щеках и пышной шевелюрой мягких каштановых кудрей, стянутых сзади широкой резинкой?
Мандей была влюблена в него так давно, что я не могла припомнить, чтобы она смотрела на какого-нибудь другого парня, кроме него. Когда она говорила о нем, глаза у нее мерцали, как будто под ресницами мелькали искры.
– Я слышала, как он говорил мисс Оде, что на следующий год будет поступать в школу Баннекера. – Она повалилась на пол, притворяясь, будто сдерживает крик. – Разве не круто? Мы будем ходить в одну и ту же старшую школу! Он будет в баскетбольной команде, а мы – в танцевальной… Боже, боже, боже! Может быть, он пригласит меня на свидание! Вот поэтому надо и тебе найти пару, чтобы ходить на свидания вместе, и все такое.
– Не ставь телегу впереди лошади. Вы с ним даже ни разу не разговаривали!
– Так только старухи выражаются… Я работаю над этим, но ты должна мне помочь.
Я засмеялась и открыла папку.
– Неважно. Вот, прочти мое эссе.
Она выхватила у меня из рук листок бумаги и озорно улыбнулась.
– Только если ты поможешь мне заарканить Джейкоба.
– Да, да, да. Просто прочитай это.
Она пробежалась глазами по странице, и мое сердце сжалось, когда я увидела, как быстро угасает ее улыбка. Мандей посмотрела на меня с нескрываемым недовольством.
– Клодия! Что я тебе говорила насчет этого? – рявкнула она, тыча пальцем в листок. Я даже думать не хотела, что могло оказаться не так. Очень многое. – Ты должна стараться! Мы не попадем в Баннекер, если тебя запихнут в класс для умственно отсталых. А мы должны пойти в одну и ту же старшую школу!
Я отшатнулась от ее обескураживающего гнева.
– Извини, – промямлила я, сдерживая слезы и теребя нитку, вылезшую из моего носка. Мандей вздохнула, и ее взгляд смягчился.
– Все хорошо. Давай, я просто… перепишу это за тебя.
Без колебаний я протянула ей свою тетрадь. Втайне у меня была надежда, что она это предложит. Все равно Мандей писала эссе лучше меня, но это был первый раз, когда она набросилась на меня из-за школьного задания. Обычно она разговаривала со мной мягче. Мысль о том, чтобы пойти в старшую школу вместе с Джейкобом Миллером, буквально сводила ее с ума.
