как-то раз приехал проверить домишко на своей хорошей машине. И так вышло, что пустил пожить одного бомжика. Бродяжку нищего. Бесприютного старичка.
Случайно познакомился и пустил; режиссер был импульсивный такой. Бродяжка потерял квартиру в свое время, как-то его обманули. Потом скитался, выпивал, в тюрьме немного посидел по ошибке, в приюте потом жил… Типаж русского странничка описан и у Горького, и у Чехова. Беззлобный слабый бродяжка. Бездомный. Седой, бородатый, хилый такой. Усталый человек.
Вот режиссер и сговорился: охраняй, дескать, мою дачку. И живи за это сколько хочешь!
А сам думает: если бомжик и спалит дачку, невелика потеря. А так хоть доброе дело будет. И, может, дом все же присмотрит… Пустил и забыл.
…Прошло несколько лет. Фильмы снимать не звали; режиссер неудачно высказался в адрес самого главного киношного начальника. Денег тоже не стало. Ведь привычки жить с размахом остались; все быстро разошлось, до копейки. Выпивать начал от обиды режиссер; рассорился с коллегами и потерял друзей. Ну, или они просто нашли повод и ушли подальше от неудачника.
Жена тоже ушла; имущество было записано на нее. Осталась квартира в центре; жена оставила честно и великодушно. Режиссер решил квартиру продать, с долгами рассчитаться. Купить поменьше на окраине. Но его обманули. И он оказался без денег и без квартиры.
Режиссер к детям не пошел. Он понимал, что ему не рады будут. Отношения были так себе; он сам виноват, мало внимания уделял детям. И не привык он просить и унижаться. Гордый был.
И он вспомнил про дальнюю убогую дачку. Прямо осенило его. Можно же там пока пожить; не в приют же идти. Там можно растопить печку, станет тепло! Можно хворосту в лесу набрать. И согреться. Он только об этом и мечтал; замерз сильно, зима была. Его попросили освободить комнатку, в которой он временно жил. Знакомые пустили. Но потом попросили…
Режиссер купил билет на электричку. Деньги занял у одного бывшего коллеги. Долго ехал; в вагонном окне отражалось старое уставшее лицо. Морщины, седые волосы… Быстро стемнело; зима же. Зимой так быстро темнеет…
…Он зашел в домишко. Тропинка была протоптана. А там топится печка. Сидит тот самый странник-бродяжка и чистит картошку. И банка дешевой тушенки открыта; кто его знает, из чего делают такую тушенку? Что именно тушат? Но пахнет вкусно! Режиссер очень хотел есть.
Бродячий старичок дал ему ложку. И они вдвоем сидели и ели со сковородки жареную картошку с тушенкой. И было тепло в этом убежище, в безопасной норе, куда один человек пустил другого. Просто так, задаром пустил. А потом и сам пришел поесть и согреться. И укрыться от ледяной жизненной бури, которая каждого может снести, сбить с ног и заморозить насмерть. Если нет убежища. Если некуда пойти.
Так случайное добро обернулось спасением.
И они прожили зиму на старой убогой даче. Потом у режиссера все наладилось понемногу; его враг, самый главный начальник, попал под суд. И режиссера снова позвали в кино.
Но это было потом. Когда он дожил до этого. А дожить смог благодаря старой заброшенной даче, куда пустил когда-то бездумно, просто из жалости, старого бомжика. И по сей день вспоминает тот зимний вечер, картошку, которую ели ложками два седых человека перед маленькой печкой…
А дачу он отремонтировал. И приезжает к своему другу на выходные. Немного отогреться душой…
Противный обычай
В одной южной стране принято посещать больных, рассказала одна женщина.
Она давно живет в этой стране, замуж вышла за местного инженера много лет назад. И они счастливо, нормально живут. Как все. Ссорятся иногда, мирятся, воспитывают детей, дом свой улучшают и деньги зарабатывают. Как все.
А этого могло и не быть. Если бы не противный обычай посещать больных.
Больному нужен покой. Эта женщина сама медик, она прекрасно знает правила ухода за тяжелобольными. Нужен покой, поменьше раздражителей. А тут все было наоборот.
Она попала в больницу в серьезной опасности, сильно заболела. Сделали операцию. А потом толпой пошли родственники с визитами. И родственники родственников. И друзья родственников. И соседи друзей родственников…
Их пускали в палату. Они шли и шли. Искренне поддерживали и страшно мешали. Раздражали ужасно просто.
Потому что приходилось сначала открывать глаза насильно и слушать добрые эмоциональные речи. Потом кое-как присаживаться, слабым голосом отвечать. Потом – прихорашиваться, причесываться, разговаривать… Шевелиться приходилось.
Они не давали покоя, эти родственники. Они выражали беспокойство, лезли с расспросами, желали выздоровления, гладили по голове, некоторые молились прямо в палате… Дети плакали, их родители вздыхали и снова спрашивали одно и то же. И совали запрещенные фрукты и сласти.
Какие фрукты? Какие сласти? Человек еле дышит и глаза от слабости открывает с трудом! Из вежливости отвечает и через силу пытается благодарить…
Но женщина с удивлением заметила, что ей лучше и лучше. Конечно, это врачи ее спасли. Это бесспорно! Низкий им поклон.
И родственники. Со своими ненужными визитами.
Понимаете, женщина заставляла себя шевелиться, двигаться, прихорашиваться. Это было важно. Это первое. И второе – эти люди шли в больницу с подношениями и искренними словами поддержки. И искренне молились. Они не в богатый дом шли поесть-попить, ехали в больницу, понимаете? Там мало интересного. И времени масса уходит на эти посещения. Но они шли и ехали упорно, ежедневно…
Это утомляло и напрягало. Но это же и способствовало выздоровлению.
Таков парадокс человеческого общения. Люди утомляют, выводят из себя, мешают, отнимают время… Но и без общения обойтись нельзя. Люди дергают, теребят, не дают уснуть и уйти на покой…
Если, конечно, умыслы у этих людей добрые, как у визитеров в той больнице.
Но, судя по выздоровлению женщины, умыслы были самые искренние и добрые.
И в этом старинном обычае – посещать больных – есть смысл. В моем детстве тоже было принято посещать больных, многие помнят. И искренности в добрых пожеланиях и немудреных «передачах» было побольше, чем в сообщениях с картинками в мессенджер…
Чужое место
Одну старушку в больнице перевели в другую палату. В палату похуже.
Это мягко сказано, да жестко там лежать было. Там много женщин лежало – условия были не очень. Старая больница. Из окон дует, кровать железная старая, тощий матрасик. И мало внимания. Да вообще нет. К сожалению, бывает такое.
А на хорошее место, которое раньше занимала старушка, в двухместную палату, положили богатую, не старую еще женщину. Ее сын занимал высокое положение. И он все свои связи использовал, чтобы его маме было получше. Это похвально и понятно,