только он и Маша. Гриша помолчал, прижимая к себе уже понявшую девочку. От оттягивал этот момент, сколько мог, но смерть никуда не делась.
— Машенька, родная… Наша Надя умерла, — слова упали в замершую тишину комнаты, навеки разделив жизнь на «до» и «после».
— Нет… Нет… Нет… — Маша мотала головой. — Почему она? За что? — слезы катились по ничего не выражающему лицу, на котором жили только глаза. И эти глаза сейчас выражали неверие, панику и такую боль… Просто невозможную…
Пойдя вместе с девочкой ко все сразу понявшему дворнику, смотревшему на них с грустью, Гриша взял у него тележку, чтобы отвезти. Пожилой, будто иссушенный, мужчина поднялся вместе с ними, чтобы помочь замотать в старую простыню Надю. Он помнил и Зину с Витей, и Наденьку, когда она была еще совсем маленькой девочкой, от этого видеть ее мертвой было больно.
Осторожно положив тело на тележку и закрепив его бечевкой, старик только вздохнул, погладив тело на прощание.
— Пойдем, надо ее отвезти… — взявшись за веревку, произнес Гриша.
— Да… пойдем… — Маша все не могла прийти в себя.
Им предстоял долгий путь, последний путь их Наденьки. Держась друг за друга, подростки медленно брели, даже не представляя себе, какой будет жизни теперь, когда Нади нет. Она стала им обоим почти матерью, будучи абсолютно точно самой близкой на свете. И вот теперь они остались одни.
Мимо проходили люди, совершенно не обращая внимания на бредущих с низко опущенными головами подростков. Сколько их таких ленинградцы видели за это время. Маша молчала, постепенно осознавая изменения, молчал и Гриша. Везти тележку ему было совсем не весело.
Предстояло перейти мост, а там уже и… совсем недалеко за мостом было Охтинское кладбище, куда свозили умерших и погибших. Гриша думал о том, что если выживет, то будет приходить к Наде каждый день, ведь она стала очень важной. Правда, ее смерть поколебала веру мальчика в то, что он выживет. Но нужно было жить — ради маши. Ради того, чтобы она дышала, ходила, говорила…
Метроном побежал быстрее, говоря об обстреле или даже бомбах, но переглянувшиеся Гриша с Машей просто продолжили свой путь. Бросать Надю посреди улицы не поднималась рука. Казалось, эта смерть подкосила обоих, укрыв апатией. Они шли, слыша тревожный бег метронома, время от времени заглушаемый взрывами.
Спустя целую вечность, когда метроном сменил свой бег на мерное постукивание, ребята дошли до того места, где теперь будет лежать Наденька. Суровый дядька в военной форме записал имя и фамилию, кому-то кивнув, но Маша вдруг упала на колени рядом с телом, обнимая его в последний раз. Военные не мешали — они видели здесь многое, очень многое за прошедшие месяцы.
— Пойдем, Маша, — тихо проговорил Гриша, помогая встать девочке.
— Пойдем… — прошептала она. — Теперь наша очередь… Обещай, что не умрешь без меня! Обещай! — и столько мольбы было в этом крике, что мальчик даже всхлипнул.
— Я обещаю тебе, — вздохнул Гриша, зная, что смерть непредсказуема, поэтому не требовал такого же обещания. Он просто знал, что без Маши жить не сможет.
— Я тебе верю, — кивнула его девочка, прижимаясь к плечу мальчика.
Две понурые фигуры уходили. Как символ Блокады они брели прочь от братской могилы, не думая, казалось, ни о чем. Гриша покопался в кармане, доставая оставленный на крайний случай кусочек хлеба, оказавшийся прямо перед носом Маши. Ощутив его, девочка немного повеселела. Изменить они все равно ничего не могли, оставалось только смириться.
Откуда прилетел этот снаряд, ни Маша, ни Гриша так и не поняли. Сначала они услышали какой-то очень громкий свист, а потом городская улица вдруг исчезла, сменившись лесом. Было очень тепло, но ребят все равно грыз внутренний холод, поэтому они просто остановились, начав удивленно оглядываться. Вокруг был лес, пели птицы, что-то потрескивало, зеленела трава. Из под ног куда-то вдаль убегала тропинка.
— Что случилось? — безо всякого выражения спросила Маша. — Где мы?
— Наверное, тот свист был снарядом, — понял Гриша. — Тогда это загробный мир.
— Если это загробный мир, то Надя и мама Зина должны быть тут, — сделала вывод Маша. — Пойдем скорее!
— Хорошо бы, чтобы это не было очередной войной, как тогда… — ответил ей мальчик.
Не удостоив его ответом, Маша потянула Гришку за собой, уходя по дорожке. Но вот сил у мальчика было немного, да и резкая перемена местонахождения тоже сказалась, отчего Гриша почувствовал нарастающую слабость. Но он держал себя в железных тисках, не позволяя расслабиться, пока наконец деревья не расступились, показав поляну, да не простую.
Посреди поляны стояла изба, как их в сказках показывали — окошки, небольшая дверь, крыльцо, но самое главное — из-под строения высовывались гигантские, явно птичьи лапы. Это было, пожалуй, сюрпризом. Хотя Гриша не удивился — просто не было сил удивляться, как не удивилась и Маша, ожидавшая чего-то подобного.
— Изба на куриных ногах… — констатировал мальчик. — Значит… Баба Яга, получается?
— В сказках она деток ела, — заметила девочка, оценивая на глаз высоту крыльца.
— Ну мы так себе детки уже, — заметил Гриша, почесав частично выпавшие от голода волосы. — Да и есть в нас нечего, разве что кости погрызть.
— Да, кушать нас — так себе удовольствие, — хихикнула Маша. — Но дела это не меняет, я туда не залезу.
— Сейчас присядем, немного отдохнем… — мальчик едва стоял на ногах, понимая, тем не менее, что если уснет, то может и не проснуться, а это было, по его мнению, очень плохой мыслью.
В это мгновение изба начала медленно разворачиваться, будто красуясь. Повернувшись крыльцом точно к ребятам, строение поворот завершило. Открылась дверь, и из нее на крыльцо выбралась миловидная женщина, но сказать ничего не успела. Маша, вглядевшись получше, вскрикнула:
— Мама Зина?! Но ты же умерла! — и девочка лишилась чувств.
— Мы тоже умерли, — заметил Гриша, ловя Машеньку, чтобы она не упала на землю.
Явившаяся им женщина, и вправду очень похожая на маму Зину, замерла, не в силах что-то сказать. То, что она услышала, было очень необычно, с этим стоило разобраться, но для начала…
Глава 7
— Откель это вы, такие… хм… красивые? — поинтересовалась очень похожая на маму Зину женщина.
— Из Ленинграда… — чувствуя, что еще немного и просто упадет рядом с Машей, ответил ей Гриша.
— Вот оно что, — посуровела незнакомка. — А ну-кось, пожалте в избу.
— Я не залезу… — слабость внезапно накрыла испугавшегося за Машку мальчика.
Ему показалось, что просто выключили свет, когда снова зажгли, оказалось, что он лежит рядом с Машей, удивленно хлопающей глазами, на какой-то лежанке. Незнакомая,
