Книга Ничей - Алексей Борисов

— Нормально. Не обидели.

— Вот и хорошо. Тогда я пойду, мне еще к лекции подготовиться надо, — заспешила Тарарыкина.

— Диссертацию когда обмывать будем, Алина Вениаминовна? — спросил я вдогон.

— Какую диссертацию? — стушевалась она.

— Вашу. Как же в наше время без диссертации?

— Ой, что вы! Я об этом даже не думаю, — махнула рукой Тарарыкина.

Пользуясь тактической паузой, я выудил из кармана ключ и отомкнул ящик стола. Служебная записка была на месте, но мне показалось, что большой красный маркер лежал не там, где я его вчера оставил. Я повертел лист бумаги в руках, внимательно изучил его на свет. Никаких следов, понятное дело, на нем не обнаружилось.

«Так, знаете, до паранойи недалеко», — подумал я и позвонил в первую приемную. Ответила мне на этот раз Алевтина Викторовна. Выяснилось, что Виталий Иванович побыл у себя лишь минут десять и уехал в администрацию. Рвалась к нему толпа желающих, включая разных депутатов, но все напрасно. В такой обстановке о личной аудиенции мечтать не приходилось.

— Алексей Николаевич, а что у вас, важное? — спросила Алевтина Викторовна.

— Служебка, — немного поколебавшись, ответил я.

— Если очень надо, вы занесите и оставьте у него на столе, на видном месте, — посоветовала она. — А я ему скажу, как только он придет.

Видимо, я долго размышлял, прежде чем решиться, потому что Алевтина Викторовна добавила:

— Вы не думайте, я читать не буду.

Иного способа оперативно донести свое мнение до спикера, наверное, не было. Конечно, я понимал, что Алевтина Викторовна тоже не с дуба упала в аппарат. Кому она доложит о моей бумаге, оставалось только гадать. «А пошли они все!» — чуть не сказал я вслух, но секретарше ответил:

— Занесу.

Пошел и занес, повторяя про себя тезис о том, что лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть. Дверь своего кабинета я отпирал в темпе, потому что внутри разрывалась «вертушка». Звонила мне Татьяна Эрастовна из главного областного штаба «Ядрёной России». Вопрос был наиважнейший: она в очередной раз попросила не забывать указывать в наших публикациях фракционную принадлежность депутатов — особенно, если речь велась о богоугодных делах. Татьяна Эрастовна при этом ссылалась на партайгеноссе Митрофанычева. Я дал понять, что в моем лице партайгеноссе Митрофанычев может видеть надежного союзника, и тепло простился с собеседницей.

Эстафету у «вертушки» подхватил мобильник.

— Свинья ты, — раздался знакомый женский голос. — Мог бы перезвонить со вчерашнего утра!

Мне стало неловко.

— Да тут проблем целый воз, — попытался я оправдаться. — Кручусь, как белка в колесе.

— Не белка ты, а свинья. Мерзкая и жирная.

— Не такая и жирная вовсе…

— Жирная и наглая! И не спорь со мной!

Личная жизнь оставалась моим слабым местом. Даже сам Хрюшников однажды спросил у меня: «Алексей Николаевич, когда ж ты женишься?» На что я пробуробил нечто вроде: «Я как-то уже женился…» Несколько парламентских барышень, пока не охваченных узами брака, периодически поглядывали в мою сторону, однако шансов не имели. И первого неудачного опыта мне хватило, и крайне нервная профессия не располагала к повторению этого самого первого опыта.

— Давай так, — я сделал внушительный вдох, — как только будет чуть легче, сам позвоню. Договорились?

— Знаю я, как ты сам позвонишь, — прозвучало из трубки, и дальше понеслись короткие гудки.

Я сделал выдох.

— Можно, Алексей Николаевич?

В кабинет деликатно заглядывал депутат Шмоткин.

— Конечно, Авдей Юрьевич. Проходите!

Шмоткин был, возможно, самой оригинальной персоной в депутатском корпусе. За глаза его прозвали вторым Жириновским, ибо он всегда и без подготовки был готов выступать на любую тему. До полного соответствия образу Владимира Вольфовича ему, правда, не хватало южного темперамента и привычки махать руками. Входил он в комиссию по малому и среднему бизнесу, и его судьба некоторым образом тоже переплелась с судьбой вице-спикера Жуликова. Шмоткин заработал свой первый капитал еще при Советах, на самом деле спекулируя какими-то чрезвычайно дефицитными шмотками. Потом, судя по туманным разговорам коллег-бизнесменов, была валюта, потом кооператив. Потом активный предприниматель на время пропал из поля зрения (чуть не вырвалось: правоохранительных органов), а вынырнул в середине девяностых как управляющий первого в городе казино «Страус».

В парламент он, впрочем, попал не из казино, а как член патриотического блока с крайне резкими лозунгами. Место работы, согласно трудовой книжке, Шмоткин в рамках подготовки к выборам вовремя сменил на контору по оказанию бесплатной юридической помощи. Будущие мандаты в том блоке распродавал, то есть, распределял будущий депутат Жуликов, которому такое право, если верить слухам, купил его брат — хозяин большого вещевого рынка. Блок затем начал стремительно рассыпаться. Жуликов по соглашению сторон успел получить местечко вице-спикера и очутился в «Ядрёной России», прежде оговорив сохранение за собой этой хлебной должности. А вот Авдей Юрьевич, ко всеобщему изумлению, всплыл не где-то, а в рядах фракции «Коммунисты и беспартийные». Там он начал направо и налево поносить правящий режим с классовых позиций — не трогая, правда, губернатора с президентом.

С Жуликовым этот «новый левый» спустя короткое время расплевался. Наскоки нашего активного Сергея Федосеевича на игорный бизнес Шмоткин принял почему-то очень близко к сердцу, хотя согласно декларации свою долю в «Страусе» давно продал. Два бывших патриота крайне жестко пикировались на пленарных заседаниях, где Шмоткин последовательно обличал правовой нигилизм и волюнтаризм Жуликова. Возникшие между ними споры чуть не привели к разбирательству об оскорблении в общественном месте. Мирил двух депутатов, отговаривая их от суда, сам Хрюшников. Пока мирились и остывали от дебатов, Авдей Юрьевич заявился на комиссию по этике и морали с пневматическим пистолетом и взялся перезаряжать его на глазах у оторопевших парламентариев. После дружеских увещеваний он всё-таки спрятал ствол в наплечную кобуру.

— Как дела, Авдей Юрьевич? — спросил я, пытаясь на глаз определить, при нем ли оружие.

— Да вот, опять особое мнение готовлю по игорным заведениям, — ответил Шмоткин. — Нельзя там сплеча рубить.

— А что во фракции говорят? Поддерживают? — осведомился я.

— А что мне фракция? — вопросом на вопрос отозвался депутат. — Я вообще-то сам ее хочу возглавить.

Я малость опешил. Для наших провинциальных большевиков это было бы чересчур.

— Обком не возражает?

— Я с Кобяковым уже почти согласовал. Куда он денется, обком этот.

— С вице-губернатором?

— Ну да.

«Низко пала передовая партия», — подумал я.

— Говорят, на тебя Жуликов наехал? — спросил Шмоткин.

— Как наехал, так и отъедет, — спокойно сказал я. — Не надо людей кидать.

Шмоткин пожевал губами.

— Слушай, — сменил он тему, — а дорого на телевидении свою передачу иметь?

— Смотря какую