class="p1">У него на тумбочке целая стопка книг с крестами и ликами святых на обложках, и, отложив одну из них, он говорит: «Вот хроники часто спорят — когда лучше лежать, летом или зимой. У каждого есть свои резоны, это ведь не война, когда солдат точно знает, что летом лучше, чем зимой. Я в августе всегда лежал. Август у нас не то чтобы не любят, его опасаются. Это, парень, ты может, и не знаешь, была такая песня — «Вот если бы только не август, не чертова эта пора!» Это про Ахматову, ей в августе не везло — то мужа расстреляют, то сына арестуют, то в постановлении пропечатают. Другие мужья у неё сгинули просто так, без месяца, но про август у начитанных людей отложилось.
Но мы как-то августа не боялись, а вот у вашего поколения случился дефолт (нам-то, старикам, что до вашего дефолта), утонула подводная лодка, пожары были, наводнения и прочие трагедии. Множество людей сообщали нам о причинах этих августовских неприятностей — ну, там отпуска и время работы резервных команд, особенности мировых и отечественных финансовых каникул…
Но я тебе вот что скажу: есть такое явление, как выкликание августа.
Вроде бы все ничего, видимых признаков катастрофы нет, буревестники сидят по своим гнездам, а людям неспокойно. Не всем, конечно, людям, а тем, чья жизнь размеренна и даже скучновата. Нет, в ней полно суеты и разных тревог, но это тревоги белки в колесе. А самое кровожадное существо на свете — белка в колесе, то есть, мирный обыватель. Это он кричит «Распни!» и питается кровью из телевизора. Конечно, обыватель не настаивает на том, чтобы несчастья случались с ним самим, но вот как-то совсем без несчастий ему скучно. И если какое несчастье случилось, то ему теплее на душе, потому что его мелкие ошибки и крупные жизненные неудачи становятся не так важны. Когда большая беда — кому дело до неудач?
А ещё обывателю нравится самому быть буревестником. Причём это не свойство какого-то отдельного человека, а свойство человеческого общества вообще. В августе это просто становится особенно заметно — всё по тем же причинам: некоторая расслабленность и временное отсутствие новостей.
И тут начинается выкликание.
Если ты читал русских классиков, то помнишь: «Идут мужики и несут топоры, что-то страшное будет!» А, ну читал, хорошо… Кроме энтузиастов, есть профессиональные выкликатели несчастий, но набор общий: вот придет фашизм, вот придет распад, а война уже на пороге. На пороге, точно-точно. Солью запаслись? А? А!? Запаслись солью, лежебоки? А спичками? В глаза смотреть! Спичками запасся?!
Ты-то понимаешь, что нельзя сказать, что кризисы и войны нас минуют — все это, увы, случается регулярно. Но в этом и сила выкликателя: если беда приходит, то он предупреждал, а если не пришла, то никто на ней не настаивал. Это такая одиночная молитва, впрочем, можно и скопом. Август требует не чтения классиков и не прочего самообразования, а того, чтоб собраться приличным людям в кофейне, нарядившись в черные балахоны, разложить на столе красивую голую девушку, измазав ей живот если не нефтью, так шоколадным тортом, и отслужить ночную мессу: гибель всему миру — иди, власть — уйди, что-нибудь новое — приди. А Господь милостив, он, если долго просить, всё сделает.
Что нам делать-то? Ну, вот ты парень начитанный, знаешь, что на это отвечают. Ягоды собирать, варенье варить, а потом пить с ним чай. Ну и что, что он в девятнадцатом году помер? Что в восемнадцатом году без варенья ему надо было жить? Правильный у него совет был. Нет, я бы сказал тебе — молиться надо, да ты молиться не будешь, так будешь литературу какую-то свою бормотать. Главное, не выкликай — ни августа, ни сентября.
Ну и похудей, что ли, а то сдохнешь».
Извините, если кого обидел.
31 июля 2014
ДЕНЬ ДЕСАНТНИКА (2 августа) (2014-08-02)
Он начал готовиться к этому дню загодя.
Собственно, ему немного надо было — тельняшка с синими полосами у него была, и был даже значок за парашютные прыжки — как ни странно, вполне заслуженный. Такие значки давали за небольшие деньги в коммерческих аэроклубах.
После этого он поехал на рынок и купил медаль. Конечно, это был даже не рынок, а его тайный отдел, особый закуток, в котором продавцы и покупатели смотрели друг на друга искоса. Однако покупка прошла успешно. Медаль была большая, на новенькой и чистой колодке. Прежде чем расплатиться — стоила медаль копейки, он перевернул её и посмотрел на номер. Номер был большой — она действительно могла принадлежать его сверстнику, а, может, её выдали перед смертью какому-нибудь ветерану войны, забыв вручить вовремя. Он представил себе этого старика с разбухшими суставами пальцев, морщинистую ладонь, на которой лежала эта медаль, и решил, что в судьбе этого куска серебра случился верный поворот.
И вот он вышел из дома, чтобы окунуться в пузырчатый и радостный праздник избранных. Но больше всего его манили женщины. Он видел, как обмякают девушки с рабочих окраин в руках бывших десантников. Он бредил от этих воображаемых картин, даже бормотрал что-то. Законная добыча победителей были не городские фонтаны и не ставшие на день бесплатными арбузы у торговцев неясных восточных национальностей. Это были женщины, уже успевшие загореть к августу, покорные, как вдовы проигравших битву воинов.
Так и случилось — нырнув в толпу, как в море, он тут же почувствовал, что в его правой руке бьётся, как пойманная рыба, женское тело. Новая подруга была средних лет и, видно, много повидала в жизни. Фигура, впрочем, у неё была тонкая, девическая.
Она уже льнула к нему, но он вдруг почувствовал себя в смертельной опасности. Бритый наголо человек, только что с уважением смотревший на его медаль, стал расспрашивать нового знакомца об их общей войне, и пришлось отшутиться. Бритый наклонился к другому, видно, его товарищу, и что-то сказал. Что-то неодобрительно, кажется.
Товарищ тоже стал смотреть на его медаль, и медаль горела, будто демаскирующая сигарета дурака, закурившего в дозоре. По медали ехал старинный танк и летели самолёты, их экипажи хотели с отвагой защитить несуществующую уже страну, название которой было прописано ниже. И вот двое потасканных людей в таких же, как у него тельняшках смотрели на эту королевскую рать: в ту ли сторону она двинулась.
Верной ли дорогой идут товарищи.
Это была настоящая опасность,
