Какое-то время он ведет себя неспокойно. Мы все втроем суетимся, угукаем, сюсюкаем, баюкаем, пока он вновь не засыпает.
Жаннет, толстая негритянка, служанка моих девочек, пережившая с ними похищение, уносит его на ночь к себе. Мы остаемся наконец одни. И одна за другой гаснут свечи…
– Я больше никуда не уйду. Мы будем вместе долго-долго. Каждый день, – искренне произнес я.
Только не уточнил: пока мы во Франции. В России же – кто знает?
6
Ширяев. О вреде пьянства
Вечер и ночь Григорий провел в точности как его командир. В той части, которая последовала за визитом к Поншартрену. Такой же ужин в семейном кругу и даже в той же гостинице. Разве что жена у Ширяева была одна, еще из прежней жизни, да и сын отнюдь не являлся младенцем.
Маратик практически забыл о теплоходах и самолетах. Для него существовал лишь один мир. Жестокий и привлекательный мир островов, парусов и отважных пиратов, одним из которых являлся его отец.
Если уж взрослые вспоминали прошедшее как нечто совершенно нереальное, то что говорить о пятилетнем мальчугане, больше двух лет прожившем совсем в иной обстановке?
Против обыкновения, Вика была миролюбива. Более того, она даже не стремилась к какому-нибудь обществу. Долгое плавание на крохотном суденышке в постоянном окружении одних и тех же лиц, довольно многочисленных для такой площади, многих заставляет ценить возможность уединения.
Все спутники успели несколько надоесть, новых же знакомств на долгожданном берегу Вика завести не успела, да пока и не стремилась к этому. Прежде надо хоть чуть отдохнуть, прийти в себя, осмотреться, узнать, что сейчас носят, наконец.
Но все это потом, потом. Когда земля перестанет тихонько раскачиваться под ногами, а в ушах затихнет постоянный шум моря.
Вика даже не спрашивала мужа, что будет дальше. Хотя буквально перед прибытием осторожно советовала ему в дальнейшем держаться Юрия, а не Командора. Мол, раз отныне суждено – слава богу! – пребывать в цивилизованных краях, то требуются совсем иные качества. Предприимчивость, умение вложить добытые кровью деньги в выгодное дело, определить, что вообще в настоящее время является выгодным и перспективным. И у кого это может получиться лучше, чем у Флейшмана? Он и в прежние годы сколотил гораздо большее состояние, чем Григорий мог себе даже вообразить. А Командор умеет только воевать. Но кто воюет в Европе и можно ли разбогатеть на этом?
Воевали практически все. С богатством дело обстояло гораздо сложнее. Да и Ширяеву самому не хотелось сражаться непонятно за кого и для чего. В Карибском море – дело другое. Там они были сами по себе. Или почти по себе. Но наниматься на службу к чужому государству… Ну, не так был Григорий воспитан.
И бизнесом заниматься не хотелось тоже. Отвык за последнее время. Плюс плохо разбирался в местном рынке. Да и вообще тянуло в Россию. Если бы до нее было просто добраться!
Весь вечер тема не поднималась. Говорили о ерунде, веселились, если вспоминали, то нечто смешное или хотя бы просто забавное. Отдых и есть отдых.
Маратика уложили спать пораньше. Служанки у Вики не было. Поэтому заниматься ребенком пришлось самим.
Продолжение вечера было предсказуемым и закономерным. Еще немного посидели, еще выпили, ну а потом…
Потом разбудил стук в дверь.
За окном светило солнце. Утро наступило давно. Хотя, что такое утро? Время, когда человек проснулся и встал.
– Кого еще черт несет? – Ширяев обязательно выругался бы намного крепче и замысловатее, однако вовремя вспомнил, что рядом лежит жена.
Стук повторился. Беспокойно шевельнулась Виктория.
Григорий чертыхнулся еще раз, уже про себя, и вылез из кровати. Натянул штаны, набросил рубашку, потянулся было к шпаге и пистолетам, по привычке положенным неподалеку от изголовья, и тут же вспомнил, что Карибское море осталось далеко позади. Следовательно, надобность постоянно находиться вооруженным уже отпала. Не воры же стучатся в светлое время в престижной гостинице большого города!
Не воры. В приемную комнату (номер состоял из трех помещений, одно из которых превратилось в детскую, и еще одно – в спальню) просочился Гранье.
Вид у канонира был встревоженным. Словно только что город подвергся нападению или Жан-Жак умудрился проиграть в кости все накопленные деньги.
Неизменный канонир Командора был при шпаге, но без пистолетов. Лишь рука то и дело машинально скользила по тем местам, где должны были располагаться привычные перевязи.
– Что случилось? – шепотом осведомился Ширяев.
Жан-Жак огляделся, словно боялся быть подслушанным, и так же тихо произнес:
– Наших парней загребли. Облава.
Голова спросонок работала плохо. Настолько, что Григорий не сразу сообразил, на каком языке говорит незваный и нежданный визитер.
Говорил Гранье по-русски со своим привычным акцентом. Жаргон иного времени странновато звучал из уст человека, одетого в камзол, ботфорты, да еще и в шляпу. Язык ведь он учил не у современников, а у выходцев из будущего. Которые иначе говорить умели, но не очень привыкли.
– Какая облава? Кого загребли? Когда? Замели, может?
– Может, – согласился Жан-Жак.
Соответствующих русских слов ему не хватило, и канонир перешел на родной язык.
Вчерашним вечером, вернее уже поздней ночью, в портовых кабаках была произведена облава. Власти подчистую забирали всех, кто являлся моряком, но не был в этот момент приписан ни к какому кораблю. Таким образом частенько пополнялся военный флот. И не только таким. В команды линкоров и фрегатов включали обитателей тюрем. Разве что кроме государственных преступников. Все остальные категории на снисхождение рассчитывать не могли. Эскадрам Его Величества срочно требуется людское пополнение. И в таком деле полагаться на добровольцев нельзя. Давно доказано – добровольцев настолько мало, что вряд ли хватит даже на один корабль. Непопулярен военный флот, и ничего с этим не поделаешь. Вот и приходится собирать людей с бору по сосенке.
Речь Гранье заняла не меньше десяти минут. Но только после повторного вопроса Ширяева он сказал главное. В число угодивших в облаву попалось не меньше полутора десятков людей с «Лани». Тех, кто решил обосноваться на берегу и старательно праздновал перемену в жизни. Заодно с окончанием последнего плавания.
– Черт! – Ширяев в сердцах стукнул кулаком по ладони.
Он плохо знал местные законы, однако по прежнему опыту мог сказать: с государством спорить бесполезно. Оно всегда окажется правым. Даже если в корне не право.
– Шьерт, – согласился Жан-Жак.
От волнения акцент у него усилился.
