под лучами приморского солнца… Господи, отчего же всякая муть лезет в голову?
Не об этом надо думать, не об этом.
Одуреть можно!
Рефрижератор кромсал своим корпусом мусорный остров долго — минут двадцать. Люди, стоявшие на палубе, все это время молчали, никто и слова не проронил, будто чувствовали беду. Это был ее посыл, ее знак, ее предупреждение.
Потом, когда мусорный остров остался за кормой, назад старались не смотреть…
10
Прошлое, прошлое… Как глубоко сидит оно во всех нас и как часто вспоминается, рождает внутри самые разные ощущения: и тревогу, и радость, и спокойствие, и гнев, возвращает заботы, которые вроде бы остались позади, но много позже они ни с того ни с сего возникают вновь и заставляют человека крутиться вокруг самого себя и иногда оказываются той самой меркой, по которой люди оценивают свои поступки.
Вспомнились масштабные учения в Тихом океане, о которых много писали в газетах. Едва эти учения начались, как рядом с нашими кораблями оказался целый флот США во главе с "Интерпрайзом" — скандальным, самоуверенно ведущим себя авианосцем. А поскольку этот плавающий под американским флагом стальной остров постоянно задирался и пытался совершить что-нибудь непотребное, его серьезно охраняли. Вместе с авианосцем ходил добрый десяток кораблей самого разного объема и назначения… В Тихом океане эскадра эта появилась с одним желанием — помешать русским. В чем угодно помешать, но лишь бы это было, состоялось: помешать в приготовлении утренней каши для матросов и булочек для офицеров, в ловле рыбы с кормы на удочку, в попытках бросить за борт защитную сеть, чтобы искупаться в океане, не боясь акул, либо от тоски по родине завыть в полный голос… Американцы в этом деле подражали англичанам и постоянно проявляли свой собачий характер.
Москалев тогда служил главным боцманом на "Выдержанном" — эскадренном миноносце, был в почете, имел авторитет — команда эсминца слушалась его, как и самого командира корабля, и вообще он с гордостью ощущал, что за спиной его стоит великая страна. Когда оказывался на командном мостике, грудь его невольно начинала распирать гордость и на американцев, пытающихся помешать учениям, хотелось просто-напросто наплевать.
На эсминце была сгруппирована сильная акустическая служба, которая могла не только дно океана прослушивать и обнаруживать там что-нибудь очень нужное, но и подойдя к какому-нибудь иностранному кораблю, узнать, о чем там болтает команда, что обсуждает капитан со своим старпомом, по стуку поршней понять, чем болеет двигатель и так далее… Так вот, акустики эсминца получили с "верхнего мостика" задание разведать, что же происходит на американском авианосце и о чем там говорят… Командир эсминца взял под козырек, и корабль немедленно развернулся носом к "Интерпрайзу"
Ан не тут-то было — на пути мигом возник фрегат из группы охраны авианосца, грозный, с длинными темными стволами дальнобойных орудий, один вид которых рождал острекающий холодок, ползущий по хребту, с расчехленными ракетными установками, и одновременно… какой-то суетливый.
Эсминец сделал разворот и нацелился на новый заход, но и тут вышла осечка: американец также развернулся и возник впереди по курсу — он не подпускал советский корабль к авианосцу и делал это довольно нагло.
Надо было понимать, как в те минуты злились "мохнатые уши", — так в общении моряки насмешливо величали специалистов, занимающихся контролем звуков в океане.
После второй неудачной попытки на "Выдержанном" неожиданно сыграли боевую тревогу. Москалев находился в это время с несколькими матросами на полубаке, у него как у главного боцмана в таких ситуациях штатное место могло быть где угодно… Как и у командира корабля.
После тревоги прошло несколько секунд, в воздухе словно бы что-то натянулось, родило в висках, в затылке звон, стальная палуба под ногами тоже зазвенела — главный двигатель эсминца неожиданно получил полную нагрузку, корабль носом врубился в крупную волну, совершил короткий прыжок и пошел в лобовую атаку на американский фрегат.
Надо полагать, американцы опешили: эсминец почти мгновенно набрал максимальную скорость — тридцать два узла. В переводе с морского языка на сухопутный — это без малого шестьдесят километров в час, скорость для воды, для океана, извините, граждане штатские, оглушительная.
Океан мигом сделался твердым, как бетон, из-под "Выдержанного" разве что только снопы искр не вылетали, но и это, судя по всему, было впереди. Волны, которые поднял своим лихим движением эсминец, поднялись выше вертолетной площадки, они серебрились на солнце, ломались от собственной тяжести, с грохотом устремлялись вниз.
"Выдержанный" шел точно на американца, металл на металл, если произойдет соприкосновение, то грохотать будет весь Тихий океан от Филиппин до Перу и Антарктиды, тишины не будет нигде.
На фрегате этот маневр засекли, с эсминца хорошо было видно, как там встревоженно забегали люди. Холодная война холодной войной, грызня до победы, но умирать никому не хотелось, да и не готовы были американцы умирать в отличие от русских. Москалев подумал — не улететь бы при такой скорости за борт… Главное — удержаться на ногах. Вот забава будет — и нашим и американцам — русского боцмана с полубака ветром сдуло…
А американцы засуетились на своем фрегате не на шутку — русский эсминец был уже близко, шел на таран, сейчас ведь на дно пустит, не остановится… Америкосы на этих учениях чужие, они незваные гости, их сюда никто не приглашал. Ни "Интерпрайз" не приглашали, ни охранные фрегаты, которые старались делать все поперек и поперек пути становились у наших кораблей; вроде бы не боялись они ничего, а на самом деле очень даже боялись, у тех, кто находился на фрегате, от страха все сжалось и окаменело — сейчас железо врубится в железо… Конец света наступит!
А "Выдержанный" продолжал идти прямым курсом на американца и сворачивать в сторону не собирался. Лишь вода грохотала за бортом, будто совсем рядом шел тяжелый перегруженный состав, перевозил из одного города в другой хозяйственное добро, много добра, от звука этого неподъемного, от нагрузки могла запросто лопнуть черепная коробка.
За кормой фрегата тем временем вспух пенный бугор, американец начал поспешно разворачиваться, — сейчас побежит, точнее, попытается убежать, только из попытки этой ничего, кроме пустого пука, не получится. Да и сам фрегат был сейчас едва ли не обычной детской игрушкой. Именно ею и не более того. Москалев ощутил, как у него что-то защемило в груди, сделалось жарко, а в висках внезапно защелкали какие-то веселые пузыри.
Никто из американской эскадры даже не подумал, чтобы поспешить фрегату на помощь, всем была дорога собственная задница, именно это находилось на первом месте, а все
