она задрала ноги на скамейку и устроилась поудобнее, чтобы хорошенько полежать на моем члене.
К черту мою жизнь.
Держа руки в воздухе и подальше от ее тела, потому что обвинение в сексуальном домогательстве было мне нужно так же, как и дырка в голове, я огляделся в поисках кого-нибудь, кто мог бы мне помочь, но никто не пришел. В коридорах, к счастью, не было взрослых.
К черту эту школу.
Я думал о том, чтобы убежать, но я едва мог сбросить девушку с себя. Да, потому что разбить ей голову было недостаточно, блядь, плохо. Итак, я просто сидел, оставив ее голову у себя на коленях, когда ее щека прижималась к моему члену, и молился Богу, чтобы он дал мне силы игнорировать чувства, растущие внутри, и не получить эрекцию.
Помимо очевидной причины ужасного выбора времени, мой член был травмирован. Ну, дело было не столько в том, что был сломан мой член, сколько в окружающей области, возбуждение могло привести к тому, что я потеряю сознание прямо рядом с ней. Но потом она захныкала, и звук вернул беспокойство, катастрофа была предотвращена.
Как будто у этого действия существовал собственный разум, моя рука переместилась к ее лицу.
— Ты в порядке, — уговаривал я, борясь со своей тревогой, а также желанием лелеять эту девушку, что было новым и в равной степени пугающим чувством для меня. Убрав волосы с ее щеки, я заправил темно-коричневые завитки ей за ухо, а затем продолжил гладить ее больную голову.
В том месте, где мяч соприкоснулся с ее кожей головы, образовалась внушительная шишка, поэтому я погладил область кончиками пальцев, используя легкое прикосновение. — Это нормально?
— Ммм, — выдохнула она. — Это… хорошо.
— Хорошо, — пробормотал я с облегчением и продолжил поглаживание.
Слабый шрам привлек мое внимание там, где ее висок встречался с линией волос. Не думая о том, что я делаю, я провел пальцем по дюймовому углублению на коже и спросил:
— Что здесь произошло?
— Хм?
— Вот, — я провела пальцем по старой отметине. — Это откуда?
— Мой отец, — ответила она, тяжело вздохнув.
Моя рука замерла, когда мой мозг зарегистрировал ужасный по содержанию ответ. — Засыпаешь снова?
Когда она не ответила, я другой рукой осторожно потряс ее за плечо. — Шэннон?
— Хм?
Я постучал по старому шраму кончиком пальца и сказал:
— Ты хочешь сказать, что твой отец сделал это с тобой? — я старался говорить спокойно, но это было непросто, потому что внутри меня клокотало внезапное желание калечить и убивать.
— Нет, нет, нет — прошептала она.
— Значит, твой отец этого не делал? — мне нужно было подтверждение. — Он точно этого не делал?
— Конечно, нет, — пробормотала она.
Спасибо, черт возьми, за это. Я выпустил воздух, который неосознанно задержал.
— Джимми?
— Я Джонни.
— Ох. Джонни?
— Да?
— Ты злишься на меня?
— Что? — вопрос, произнесенный так тихо, сбил меня с толку, и я уставился на нее сверху вниз, чувствуя желание защитить от всего. — Нет. Я не сержусь на тебя, — сказал я ей, делая долгую паузу, задерживая пальцы, прежде чем спросить:
— Ты злишься на меня?
— Я думаю, да, — прошептала она, возобновляя движение. Мои глаза закатились, и я подавил стон. Вот черт!
— Ты не можешь этого делать, — отрезал я, все еще удерживая ее голову.
— Делать что? — она удовлетворенно вздохнула, затем потерлась щекой о мое бедро. — Злиться?
— Нет, — выдавил я, снова удерживая ее голову неподвижно. — Злись сколько хочешь, просто перестань тереться головой о мои колени.
— Мне нравятся твои колени, — выдохнула она, закрыв глаза. — Они как подушка.
— Да, эм, ну, это мило и все такое… — я сделал паузу, чтобы еще раз обхватить ее лицо руками — Но мне больно, поэтому мне нужно, чтобы ты этого не делала.
— Делать что?
— Тереться об меня, — прохрипел я. — Вот так.
— Поэтому тебе больно? — она тяжело вздохнула и спросила:
— Ты тоже сломан?
— Возможно, — признал я, перемещая ее лицо на свое здоровое бедро, что ж, лучше на то, которому меньше больно. — Оставайся здесь, хорошо? Не двигайся — это была скорее просьба, чем приказ.
Подчинившись, она больше не двигала головой. Используя свободную руку, чтобы подавить напряжение, образовавшееся у виска, я подумал о том, в каком дерьме я буду.
Я пропускал занятия. Был голоден.
Сегодня вечером у меня была клубная тренировка.
Мы с Гибси договорились о занятии в спортзале сразу после школы.
Физиотерапия с Дженис завтра после школы.
В пятницу у меня был школьный матч.
На выходных у меня была еще одна тренировка с молодежью.
У меня был чертовски плотный график, и мне не нужна была эта драма. Несколько минут прошло в болезненном молчании, прежде чем она снова пошевелилась, и за это время я продумал в голове все причины, по которым мистер Туоми был некомпетентным директором. У меня образовался список длиной с мою руку, когда девушка снова попыталась сесть.
— Будь осторожна, — предупредил я, вертясь вокруг нее как наседка.
Я помог ей принять вертикальное положение и при этом умудрился соскользнуть со скамейки. Каждый мускул к югу от моего пупка протестующе закричал, но я не отодвинулся. Вместо этого я продолжил приседать перед ней, держа руки по обе стороны от ее талии, чтобы в любой момент поймать — Ты в порядке, Шэннон?
Ее длинные каштановые волосы упали вперед, закрывая ее лицо, будто одеялом.
— Я… я так думаю, — она медленно кивнула головой, глубоко нахмурив брови.
— Хорошо — я обмяк, мое облегчение было ощутимым.
Затем она наклонилась вперед, положив локти на бедра, открыв глаза и глядя в мои, и внезапно она оказалась слишком близко для комфорта — и это о чем-то говорило, учитывая, что не менее двух минут назад ее лицо было у меня на коленях.
Мы были слишком близко друг к другу.
Внезапно я почувствовал себя очень незащищенным.
Мои руки переместились с ее талии на бедра, автоматическая реакция на то, что женщина наклоняет свое лицо к моему. Я быстро одернул себя, убрав руки, чтобы вместо этого отдохнуть на скамейке.
Прочистив горло, я выдавил слабую улыбку:
— Ты жива.
— Едва ли, — прошептала она, вздрогнув, голубые глаза прожигали дыры в моих, изучая меня теперь с большей ясностью. — У тебя ужасный прицел.
Я рассмеялся над ее словами. Они были так далеки от правды, что я ничего не мог с этим поделать.
— Что ж, это впервые, — задумчиво произнес я. — Я не привык, чтобы меня критиковали за мою способность отбивать мяч.
Я не был прирожденным десятником, но у меня был приличный прицел и
