козла?» – такую загадку задали мне первоклассник Брайан, с которым я занимаюсь чтением, и его учитель. Только позднее, в маленькой полуподвальной комнате Лаборатории когнитивного старения, меня осенило – причем мой мозг был занят выполнением недавно полученного задания. Моя задача: написать все слова, начинающиеся с «ф», «а» и «с», которые я могу придумать за одну минуту. Я начала с нескольких простых глаголов и существительных (названий животных, предметов мебели, фруктов), а потом дело застопорилось. «Ф»? «С»? Мой мозг внезапно отключился. Слова, начинающиеся на «а»? Я не могла вспомнить ни одного. Затем вдруг всплыло «агорафобный», «снотворный», «финитарный» и «фетишный». Я понимала, что эти длинные прилагательные – зряшная трата времени; надо писать односложные слова: сад, сок, сон, фен, фол, фас. И тут мое внимание отвлекла загадка.
Ухающая коза.
То, что Брайану могла понравиться такая игра, поразило меня как молния. Один из тех детей, кого по разным причинам называют «сложными», Брайан приехал в город всего несколько месяцев назад с матерью и старшей сестрой. Приехал налегке, прихватив в дорогу только рюкзачок с вещами и свое удивительное обаяние, заставляющее учителей, библиотекарей и смотрителей беззвучно шептать мне, когда мы проходим по школе: «Я люблю этого малыша». Когда Брайан только приехал, ему не давались самые основы языка; он бился над рифмами и фонемами. Всего несколько дней назад он набрел на слово, которое поставило его в тупик. «Желание? – удивился он. – Что такое желание?»
Этот вопрос порядком меня озадачил. Каждый из нас в детстве слышал или читал множество сказок об исполнении желаний, которые часто растрачиваются впустую. Вспомните хотя бы «Золушку», «Короля Лягушонка», «Семь воронов» и, конечно, «Три желания» братьев Гримм – историю, которую я впервые прочитала в возрасте Брайана. Я тогда была наказана за плохое поведение и с книжкой сказок забилась в тускло освещенную гардеробную родителей, комнатку с одним маленьким круглым оконцем, полную запахов крема для обуви, шариков от моли и отцовского лосьона после бритья. Я отчетливо помню картинку из книжки: колбаса приросла к носу незадачливого дровосека, как того сгоряча пожелала его рассерженная жена, а в запасе у них, неразумных, осталось всего одно желание.
За всеми своими нуждами Брайан каким-то образом упустил идею желания. Я попросила его назвать «большую тройку» желаний. «Я желаю фруктовое мороженое на палочке. Я желаю новые кроссовки. Я желаю машину с радиоуправлением», – ответил он. Затем помолчал минутку, улыбнулся мне и запел: «Желание, старание, признание, внимание, свидание!» То, что за такое короткое время Брайан научился играть словами и каламбурить, было замечательным подтверждением его способности собираться и концентрироваться.
Минута закончилась. Я послала двадцатилетнему студенту, проводящему эксперимент, улыбку сожаления. Он не проникся ко мне жалостью. И зафиксировал: расщепленное внимание писательницы привело к ужасающе низкому показателю скорости словообразования.
Тест на скорость был первым из десятка когнитивных заданий, которые я выполняла в течение нескольких последующих часов в рамках эксперимента Тима Солтхауза, директора лаборатории. Хотя установки были искусственными, а задания придуманными, я понимаю, что тесты должны были показать, как наш мозг работает в обычном режиме. Это окно, позволяющее заглянуть в наше мышление, в особенности проследить, как наш мозг организует свою деятельность, справляясь с так называемыми исполнительными функциями: фокусирует внимание, концентрируясь на важном и игнорируя незначительное; принимает мгновенные решения, зачастую основываясь на противоречивой информации; меняет цели и правила игры перед лицом новых задач; решает две задачи одновременно.
Среди заданий были и классические двойные – управлять симулятором вождения и одновременно считать тройками в обратном порядке от 862, – и тест Струпа – читать список названий цветов, написанных разными цветами, причем названия цветов иногда совпадают, а иногда не совпадают с цветом надписи (например, слово «синий» написано красным); испытуемый должен быстро называть цвета надписей, а не читать слова.
Мои результаты в обоих тестах были плачевными, хотя и не намного хуже средних. Подростки, которые привычны к видеоиграм, часто получают высокие оценки за симуляторный тест, но тест Струпа заводит в тупик даже их. Поскольку чтение – процесс в большей степени автоматический, чем распознавание и называние цветов, скорость прохождения этого теста зависит от способности испытуемого сконцентрироваться только на надписи, одновременно подавив стремление прочитать ее вербальный контент. Попробуйте сами: выговорить «красный» при взгляде на слово «синий», напечатанное красным, гораздо сложнее, чем произнести слово «красный», напечатанное красным цветом, потому что в первом случае два мыслительных процесса находятся в противофазе. (Ходят слухи, что в 1950-х годах тест Струпа использовали для выявления русских шпионов. Названия цветов были написаны по-русски. Если испытуемые медлили перед произнесением слов, это означало, что они понимают язык, на котором написаны слова, и могут быть вражескими агентами.)
Способность людей выполнять два дела одновременно ограничена также нашей оперативной памятью. Если, дойдя до конца этого предложения, вы сможете вспомнить его начало, скажите спасибо своей оперативной памяти. Известная также как кратковременная, или оперативная, память, она помогает вам удерживать в голове несколько фактов или мыслей (большинство людей способно удержать от пяти до девяти) и оперировать ими в течение короткого времени – не более нескольких минут – при решении проблемы или выполнении задания, например вспомнить номер телефона, пока вы ищете карандаш.
Когда вы беседуете по мобильному телефону и одновременно пытаетесь следить за движением на дороге, вы напрягаете свою оперативную память, как и другие исполнительные функции, такие как способность менять цели в сознании, перестраиваться на новые правила и перефокусировать внимание.
Чтобы определить, насколько эффективно мозг переключается с одного умственного задания на другое, Дэвид И. Мейер и его коллеги из Мичиганского университета попросили группу волонтеров выполнить два теста на двойные задания[111]. В ходе первого теста испытуемые должны были выполнять сразу два задания на геометрические фигуры, причем одно задание вынуждало сосредоточиться, например, на форме, а другое – на цвете, размере или количестве фигур. Второй тест требовал переключения с одного арифметического действия на другое, например с умножения на деление. В обоих случаях на выполнение двух заданий одновременно ушло больше времени, чем на их последовательное выполнение. «Иногда разница превышала 50 %», – говорит Мейер. Это происходит потому, что мозг должен поменять цели и правила, чтобы перейти от одной процедуры к другой. На это уходят десятые доли секунды, но общее время увеличивается, если переключений много.
Когда вы разговариваете по телефону, а ваша машина идет на приличной скорости, эти секунды промедления могут стоить вам жизни. Исследование, проведенное в 2006 году Национальным управлением по безопасности движения на автострадах, показало: около 80 % аварий и 65 % аварийных ситуаций были вызваны невнимательностью водителя за три секунды до рокового события[112]. Разговор по
