и тогда держись!
– Я думаю, что раз уж судьба ко мне более благосклонна и повернулась лицом, так чего мне роптать и отвергать дары её?! Буду жить на полную, а уж потом – всё одно – смерть, хоть ты из Центра, хоть из вонючей фавелы.
– Нда-а. Значит, судьба к тебе лицом повернулась, когда наследство от папки-мамки получил?
– Пап, ну как ты… как ты можешь такое…
– Да шучу я. Лови! Оп, не поймал. Четыре-три.
– Подло это. Расстроил меня, отвлёк от экрана, а сам – гол забил. Не честно.
– Знаешь, сын, что я скажу тебе на твою мелкую философию?! Вот было время, когда не было Стены с этой чёртовой Эстакадой на всём её протяжении, не было в башке у каждого придурка-мажора нано-чипсетов, с помощью которых вы в свои игрушки дурацкие играетесь.
– И с тобой, кстати, сейчас я общаюсь благодаря этому устройству.
– Не перебивай. Пас-пас-ещё-и… Мазила!
– Надо было квадратиком.
– Не учи отца и баста. Раньше люди были счастливее, что ли. В большинстве, конечно. А теперь наоборот: счастливых, вас то бишь, сытых, вон, упитанных неслабо (отец кивнул на живот Фирра), вечно под нейро-наркотой, праздных сибаритов, вас – меньшинство. А тех-за-Стеной, гораздо больше. И вы ведь не работаете. Зачем вам?
– Есть трудовая повинность.
– Что? Да это только для тех, кто что-то натворил. Давай, давай, беги… А-аа, тормоз!
– Ну, вообще-то для всех совершеннолетних жителей Центра. Каждый должен отпахать один год. Гооол! Четыре-четыре!
– Сын, ты себя-то сам за дурня не держи. Чего споришь-то сам с собой?! Ты работал? Нет. И дружки твои, мажоры, тоже нет. Не по вам это низкое занятие. Вы просто откупились деньгами родителей. Держи, собака! Пять-четыре.
– Я ж говорю – судьба благоволит, чего брыкаться.
– Судьба? Ну да. Не забывай, сынок, что коли назвался фаталистом, будь готов к фатальностям. А вот людям-за-Стеной, кстати, приходится работать. Ещё как! Чтобы просто выжить. Да что ж ты за дыра такая?! На последней минуте пропустил, гад.
– Гейм, как говорится, о-ва. Пять-пять, папа. Опять ничья.
– Ладно, пойдём, нам пора уже.
– Куда?
Они подошли к двери, из-за которой доносился гул и странные звуки, как если бы кто-то скрёб по дереву. Фирр взглянул на отца, тот был вновь в строгом костюме, только серого цвета, который отлично шёл к его изрядной седине.
– Готов на лёд? – спросил отец, открывая дверь.
– На лёд? – Фирр оторопел, в хоккей ему играть приходилось очень давно. Оглядев себя, он обнаружил, что облачён в хоккейную экипировку полевого игрока. Хват клюшки – левый. Отец, тем временем уже занял своё место у скамейки. Только Фирр подошёл к нему, чтобы продолжить разговор про Эю, как началась игра.
Вбрасывание выиграл центральный нападающий команды-соперника. Понеслось.
Тренеру было явно не до Фирра, он его не замечал. Кто-то из ребят со скамейки дёрнул его за свитер – сядь, мол, чего стоишь. Он присел, протиснувшись между одноклубниками. Сосед слева тут же повернулся к нему и, голосом отца, немного с надрывом заговорил.
– Когда наш самолёт сбили, помнишь, была неслабая шумиха. Потом ещё два подбили, в других районах…
Фирр покосился на отца-тренера, тот по-прежнему, стоял полубоком к нему, невозмутимо следя за происходящим на льду.
Сосед продолжал:
– …объявили зоной, не рекомендуемой для проживания. Кажется, метров двести от Стены-Эстакады вглубь трущоб.
– Да, помню. А ты это к чему?
– Да всё к тому же… Смена!
– Чего?
– Смена! Оглох что-ли?! – стукнул по шлему Фирра кто-то сзади и тот, сообразив, быстро перемахнул через борт на лёд. Атака была в разгаре и Фирр (зная почему-то что он крайний правый нападающий) помчался в зону соперника. Бегущий параллельно ему форвард с шайбой, всячески дриблингуя и внимательно следя за тем, чтобы не создать офсайд при входе в зону, поглядывая на Фирра, что-то кричал. Некоторые слова Фирр мог разобрать: "…вообще запретили в этой зоне появляться… поэтому и зачистки постоянные, а ещё…". Договорить одноклубник не смог, так как, войдя в зону соперника вдоль борта и закрывая шайбу корпусом, был жёстко встречен защитником и сбит с ног. Однако шайбу передать он всё же успел. И вот, наш крайний правый на полном ходу мчится к воротам по центру и решает с ходу бросить между двух защитников. Щелчок получился что надо, шайба полетела как снаряд 20мм пушки, но угодив вратарю в грудь, упала перед ним и тут же была накрыта ловушкой. Фирр нёсся к воротам, не сбавляя скорости, и остановился в последнее мгновение, прямо перед голкипером, эффектно засыпав его снегом из-под коньков.
Соперники такое простить не могли и тут же набросились на обидчика своего вратаря. Тот из них, что поздоровее, даже был серьёзно нацелен на драку и стал скидывать краги, между тем говоря:
«…вот и превратили огромную полосу трущоб вдоль всей стены, шириной в двести метров, в "нулевую зону". Ты кому в лицо льдом шаркаешь, падла?"
Фирр не успел среагировать и пропустил хороший хук слева. Потом ещё и ещё. Затем всё же схватил соперника за рукава, стеснив его движения. Дальше драка стала похожа на обоюдные попытки порвать форму оппонента. Судьи решили разнять ребят. Один из линейных, отводя Фирра в сторону, бормотал:
"…а им ведь тоже жить хочется. А жить-то негде! Фавелы перенаселены, каждый дом на счету, а тут эта «нулевая зона»… проживание там считается незаконным, и пресекается полицейскими спец-операциями…"
Главный арбитр объявил о назначении штрафа участникам драки, оппонент Фирра поехал на свою скамейку штрафников, Фирру же, почему-то, указали на выход. Неспортивное поведение? Дисквалификация на весь матч? Непонятно.
Расстроенный, он пошёл на выход, пару раз по дороге огрев клюшкой лёд. Перед входом в подтрибунное, он остановился, ища глазами отца, но его не было видно у скамьи. Фирр пошёл в раздевалку. Отец ждал его в коридоре.
– Ну что ж ты так, сынок?! Не успел выйти на лёд – матч-штраф схлопотал. Ты зачем воротчику в рожу снегом брызнул? Знаешь же – за такое сразу в бубен. Хотя матрас мог бы и дисциплинарный дать.
– Да я, пап… как-то само вышло. Не хотел.
– Ну да ладно. Пора тебе, засиделся ты у меня.
Они действительно сидели снова в гостиной их старого дома, но уже не на полу, а в больших кожаных креслах.
– Надеюсь, ты уяснил мою мысль на счёт жителей-за-Стеной. Это несчастные люди, их жизнь – сплошное выживание, а жить они хотят не меньше тебя. Они вовсе не виноваты, что родились там, а не в Центре и почти не имеют никаких
