*
Однажды мы ходили на Матвееву вырубку за черникой, вчетвером с Графом. Бродили по лесу целый день, наелись ягод так, что рты у нас стали черными и в животах ощущалась тяжесть. Набрали ягод и в корзинки. А потом увидели, что солнце уже клонится к закату, пора домой. Стали искать дорогу, по которой пришли, но дороги, в какую бы сторону мы ни совались, не было. Остановились на полянке, стали советоваться. Сережка сказал:
— Надо идти на юг. Солнце заходит на западе, стало быть юг вон там — он показал рукой на молоденький березняк.
— А почему на юг? — спросил Петька. — Может, на восток?
— Зачем на восток? Надо на юг. Постойте-ка! Слышите, паровоз гудит! Там путь, там и наша станция. Надо на юг. Айда скорее, пока солнце не зашло. А то в лесу придется ночевать!
Мы послушались Сережку и пошли на юг. Шли так быстро, что Граф еле поспевал за нами. Он споткнулся о пенек, упал и рассыпал ягоды. Но не заревел, а только крикнул:
— Э-э-эй, подождите!
Мы вернулись к нему, помогли собрать ягоды, и Сережка взял братишку за руку:
— Будешь запинаться — оставим тебя тут!
— Не оставите! Мамка тебя вздует, если оставите, — спокойно сказал Юрка.
— Да иди же скорее! Вон солнце уж совсем заходит! — поторапливал Сережка.
— Я же иду, — крикнул Граф. — И ты не дергай меня за руку. Чего ты все время дергаешь меня? П-п-пусти!
Но Сережка не выпускал Юркину руку и тащил его за собой так быстро, что голова у Юрки моталась из стороны в сторону.
Неожиданно мы вышли прямо на железнодорожное полотно. Перед нами в косых лучах солнца золотилась железная крыша водокачки на станции.
— Вот видите! — торжествующе воскликнул Сережка. — Я же говорил — надо идти на юг.
Проходя мимо пустыря, где стоял вагон, мы невольно замедлили шаги — так и подмывало подойти, посмотреть, что делает Шито-крыто. Но все очень устали и переглядывались, как бы спрашивая друг у друга — пойдем к вагону или нет?…
Петька сказал:
— Я не шибко устал. Пойду посмотрю, что там делается. Все равно почти по пути. Идем со мной, Колька.
— Идем, — согласился я.
— А ты, Сережка, веди Графа домой. Уже поздно, — Петька надел дужку корзинки на руку.
— Ладно. Мы пойдем домой. Вы ведь там недолго?
— Недолго. Пройдем мимо, посмотрим и тоже домой.
Вот и вагон. Мы подошли к нему со стороны двери и притаились в кустах. Вскоре дверь отворилась, и Шито-крыто осторожно спустился по лесенке, заперев замок. Мы переглянулись, куда же собрался этот домосед?
Перед тем, как выйти на тропинку, ведущую к поселку, Шито-крыто оглянулся, словно бы проверяя, все ли в порядке, поглубже натянул кепку на голову и зашагал по тропе мимо нас.
Петька жарко шепнул мне в ухо:
— Айда за ним. Только незаметно.
Немного выждав, мы пошли по тропе следом за Шито-крыто. Каблуки его сапог отчетливо стучали по сухой земле — один сильнее, другой мягче, потому что Шито-крыто хромал. Мы крались босиком и поэтому он не мог нас услышать. Он очень торопился и широко размахивал руками, припадая на левую ногу. Миновав перелесок, он пошел не по дороге, а направился задами, мимо огородов в поселок Грачи.
Спускались сумерки. В своей мешковатой одежде Шито-крыто напоминал огородное пугало. Прячась возле изгородей, заборов и деревьев, росших на усадьбах грачевцев, мы не отставали от него.
Он прошел в дальний конец поселка, к одиноко стоявшему маленькому и низкому дому с палисадником, обнесенным штакетником. К крылечку вела вымощенная каменными плитами дорожка, Шито-крыто поднялся на крылечко. Дверь в сени была закрыта, но он не стал стучать в нее, а, оглянувшись и убедившись в том, что никого поблизости нет, два раза осторожно стукнул в окошко.
Форточка отворилась, и в нее высунулась чья-то рука. Шито-крыто что-то достал из кармана и положил в эту руку. Рука в форточке скрылась и через минуту высунулась опять, держа небольшой сверток. Шито-крыто схватил этот сверток, спрятал его под полу пиджака и, не сказав ни слова, повернул обратно.
Он спустился с крыльца и пошел вдоль палисадника, шаркая по плитняку. Мы стояли за углом дома, и сердца наши учащенно бились: «Только бы не обернулся! Только бы не оглянулся».
Шито-крыто не оглянулся и зашагал обратно еще быстрее, придерживая рукой сверток под пиджаком. Мы облегченно вздохнули, и когда Шито-крыто скрылся из виду, повернули в другую сторону — к дому.
— Видал? — возбужденно прошептал Петька. — Он приходил на явку. Тут у него явочная квартира!
— А что это такое? — спросил я.
— А то, что в этом доме живет другой человек, тоже шпион. Они обмениваются сведениями. Видел, как Шито-крыто передал ему записку?
— Видел…
— А тот передал ему в обмен какую-то вещь.
— А какую?
— Кто его знает… — Петька почесал лоб. — Может быть, оружие или динамит…
Стало совсем темно. В поселке было пустынно. Даже собаки не лаяли. Начал накрапывать мелкий дождик, и мы, стараясь не рассыпать ягоды, побежали к дому. Вот и наш дом. Петька, поднявшись на крыльцо, сказал вполголоса:
— Наверняка динамит. Может быть, он собирается взорвать мост!
— Но ведь мост охраняется. К нему не подберешься!
— А он по берегу и не пойдет. Возьмет в рот тростинку, нырнет под воду и поплывет так, что его не заметят.
— Но он тогда может замочить динамит!
— Динамит у них бывает в непромокаемой обертке. Подберется к опоре моста, прикрепит заряд с часовым механизмом и незаметно скроется.
— А как он прикрепит заряд? Опора ведь гладкая, цементная и большая!
— На это у них есть тысячи способов, — убежденно говорил Петька. — Видишь, какой он! Все тихонько, украдкой! Но все равно мы его разоблачим. Нюхом чую — не наш человек!
— Как разоблачим?
Петька глубокомысленно наморщил лоб и, ничего не ответив, стал подниматься по лестнице наверх. Видно, он и сам еще не представлял, как можно разоблачить Шито-крыто.
* * *
В воскресный день вся семья Ванеевых ушла в лес косить сено для козы. Мы остались вдвоем с Петькой. Поиграли в «чижика», сбегали на Торгус, выкупались и пришли на станцию. На перроне, залитом щедрым солнечным светом, было пусто. Утренний поезд увез всех пассажиров. На базаре, под навесом две торговки, разомлев от жары, пили квас из берестяного туеска. Немудреный товаришко их — горка семечек, лукошко с самосадом, репчатый лук брать было некому, и женщины смотрели в сторону семафора и зевали, ожидая очередной поезд.
— Ну и товар, — презрительно сплюнул сквозь зубы Петька.
Мы прошлись
