class="p1">— Мне нужно избавиться от проклятия.
— Ммм.
— Родовое проклятие. И насколько я понимаю девочка прокляла мать, а когда мать умерла проклятие перешло на неё саму и притянуло эринию. Теперь хочу провести обряд. Но пока не знаю как.
— Хм.
"И всё? Отлично помог".
— Проклятие можно снять на покойника, — наконец произнёс он.
— Мне что откопать его нужно? — ужаснулась я.
— Нет. Можно сходить в больницу… в морг например.
— О, отличная идея.
— Или сходить к кому-нибудь на похороны.
— Точно.
— Заговор знаешь?
— Вроде да.
— Скажи.
— Сказать? Вслух?
— Желательно, чтобы я услышал.
Я включила телефон и громко зачитала текст, который запомнила из сна.
— Всё верно, — одобрил Ведьмак.
— Что ещё я должна знать?
— Когда снимешь проклятие эриния не исчезнет. Как с ней будешь разбираться?
А вот об этом я не подумала.
— Так далеко я не задумывалась.
— А стоит.
Машина остановилась у музыкального театра.
— Желаю удачи! Береги глаза, — дал он напутствие напоследок.
— Спасибо! И тебе не хворать! — я вылезла из машины и пошла на остановку.
Зазвонил телефон.
— Аника! Ты где бродишь! Весь день дозвониться не могу! — кричал папа.
— Папа, всё хорошо. Скоро буду.
Телефон показывал сорок четыре пропущенных: мама, папа, незнакомые номера.
"Странно, но мне ни разу не пришла в голову мысль посмотреть в телефон, да он и не звонил. Может на кладбище сеть плохо ловит? Теперь надо что-то придумать где была."
Мне совсем не хотелось рассказывать, что я весь день провела на кладбище.
Как только я вошла в квартиру сразу поняла масштаб бедствия: запах корвалола, мама с опухшими глазами, мамина сестра, соседка, какие-то незнакомые люди, даже баба Тоня приехала. Ко мне подлетел взлохмаченный отец и сжал в объятьях так сильно, что я не могла вздохнуть.
— Что случилось у вас? — спросила я, как только объятия немного ослабли.
— Это ты нам расскажи куда ты исчезла? — папа держал меня за плечи и пытался заглянуть в глаза.
— Всё хорошо, просто с подругой встретилась, а у неё видимо связь не ловит, — ничего другого я не придумала.
— Подруга? У тебя же нет друзей, — папа продолжал смотреть на меня.
— Это Маша, мы с ней в больнице лежали. Помнишь? Она уже на седьмом месяце, начался декрет, вот она и позвала. Честно, папа, я не думала, что так получится, — я изобразила раскаяние, а в душе неприятно шевельнулась совесть, тонкий голосок которой тихо скулил за моё враньё.
Папа вздохнул, пытаясь поверить, но по недоверчивому взгляду поняла, что он отступил только из-за других людей, находящихся в комнате.
— А вы что уже хоронить меня собрались? — я попыталась пошутить, чтобы разрядить обстановку, но лишь встретила грустные взгляды.
— Деда Федя умер, муж Лидии Николаевны, послезавтра похороны, — мама промокнула глаза.
"Ах, вот оно что", — мне стало жутко неудобно за свои слова.
Я снова извинилась, подошла поздороваться с гостями. Баба Тоня по-матерински обняла и шутливо погрозила пальцем. Я уже хотела пройти в комнату, чтобы рухнуть на кровать, но мама перегородила путь и взглядом показала на кухню.
— Сначала поешь.
*** ***
Последующий день прошёл в суматохе. Баба Тоня решила остаться ещё на один день, чтобы поддержать маму и меня, до обеда она помогала, но потом слегла от усталости, мне никак не удавалось с ней поговорить.
Мама помогала Лидие Николаевне с приготовлениями к похоронам, успокаивая её, когда очередная волна слёз накатывала на соседку. Я стала невольным свидетелем как за ночь стареет человек: приятная, милая женщина превратилась в разбитую седую старушку.
Деда Федя — весёлый, неунывающий мужчина, был ярым атеистом, в отличие от его жены. И каждый раз, когда бабушка Лида начинала говорить про похороны, она прижимала платок к дрожащим губам и снова начинала всхлипывать.
Уже вечером, помогая маме на кухне, я краем уха услышала их разговор.
— Что же это за похороны такие: ни отпеть, ни крест поставить? Говорила же я Феде, сколько раз говорила, креститься надо. А теперь вот… — соседка снова заплакала.
— Лида, ну что ты? Право слово, ну не крест поставишь тогда, а памятник. Памятник-то не запрещено ставить?
Баба Лида покачала головой.
— А то что отпевать не будут — в этом нет твоей вины. Федя сам решил, не кори себя.
Меня словно кто по голове стукнул.
"Во сне баба Валя как раз копошилась возле могилы без креста! Скорее всего, это знак — проклятие надо перенести на некрещеного человека! Эврика! И сегодня ночью у меня последний шанс провести обряд".
Мне нужно было подготовиться. Сославшись на плохое самочувствие, я заперлась в комнате и вновь принялась штудировать книгу.
*** ***
В маленькой двухкомнатной соседской квартире гроб стоял посреди зала. Уже вечером, ближе к ночи, я вошла в комнату, стараясь не смотреть на покойного, и предложила маме и бабе Лиде подежурить за них, они согласились и через минуту в комнате остались мы одни: я и деда Федя.
Часы показывали одиннадцать, не теряя времени, я встала в изголовье и, глядя на него, вслух произнесла заклятие:
"Сердце твое встало,
Биться перестало,
Очи не видят,
Уши не слышат,
Тело не дышит.
Ты, проклятие смертное,
С Зинаиды сойди
И на это мертвое тело пойди.
И как этому нехристю
Через сорок дней
На небе не бывать,
Двери рая и двери
Ада не открывать,
Так бы и Марии
От смертного проклятия
Не умирать, не болеть,
Не мучиться,
Не страдать.
Солнце заходит,
Луна восходит,
Дело мое свершайся,
Сбывайся, до Марии
Дочки Ирины касайся.
День — ключ,
Уговор — замок,
Кровь — печать."
Не успела я сказать последнее слово, как раздался громкий стон, призрак деда Феди материализовался в комнате и обрушился на меня порывом мощного ветра и меня откинуло назад. Я с грохотом припечаталась спиной об стену. Дух метался, выл, кидался на меня, пытаясь вновь подхватить и швырнуть. В комнату вбежал отец. Читая молитву, он встал передо мной, загораживая от призрака. Дядя Федя вновь и вновь бросался на отца, отталкивал и откидывал его, но папа снова вставал и закрывал меня собой. Внезапно, в комнате похолодало. В дверном проёме я увидела бабу Тоню, вернее её тело. Красные зрачки, злобная полуулыбка, распущенные седые волосы придавали ей дьявольский вид. Она развела руки, из её горла послышался пугающий раскатистый голос. Непонятные слова, напоминающие латынь звучали жутко. Дух присмирел, замер. А когда баба Тоня подняла руку и указала пальцем на окно подчинился и растворился в воздухе.
Мурашки пробежали от затылка по позвоночнику. Я смотрела на бабу Тоню и от страха казалось волосы