был настроен на конфронтацию, что Костечков воспринял как явный знак своего превосходства.
Он был удовлетворён.
— «Ладно, я с девочками не пизжусь, не бойся. Слушай дальше свои каловые песни»-
Поскольку он достиг своих целей, а говорить с этой компанией ему было особенно не о чем, он попрощался и продолжил свою дорогу. По пути его одолевали размышления: возможно ли, что нахождение в круговерти быта компьютерного клуба (особенно в ночное время) сделало его менее восприимчивым к раздражителям и стрессу? Теперь он познал дыхание смерти на своём лице и может подобно воителям древности встретиться лицом к лицу с любым врагом. Отвага оседлала страх и несла Алексея всё дальше по проспекту. Он насмешливо вглядывался в глаза каждого встречного, до тех пор, пока тот не отводил взгляд, и с радостью ощущал, как уверенность не покидает его, а клубится, наполняя весь его организм своим осязаемым присутствием.
Но нахальное желание сыграло против Алексея. Никак не ожидал он в это время, в этом ощущении увидеть Её, идущей навстречу. Алексей остолбенел. Он не мог поверить в такую злокозненность судьбы и стоял в оцепенении, ожидая Её действий. Это оцепенение не мог нарушить даже тот факт, что его носки уже все пропитались грязной водой из лужи, в которую он машинально наступил.
Она же смотрела на землю впереди себя
И лишь за несколько метров до Алексея подняла на него взгляд
Формально улыбнулась
Сказала:
— «Привет»-
И прошла мимо
Прозаическая неумолимость, формальность её реакции шокировали Костечкова намного сильнее, чем могло бы шокировать ярко высказанное неприятие. Пена его спеси мгновенно осела, обнажив стыдливую неловкость и дремавшую обиду. Ощущение триумфа растворилось, и Алексей впал в индифферентно-меланхолическое настроение. Его движение по проспекту теперь продолжалось автоматически вплоть до поворота в родные дворы — там стоял павильон магазина, взрывавшийся ярким цветом на фоне бледных панельных домов. Здесь Алексей восстановил сознательность и приобрёл две банки джин-тоника Gordon’s, а заодно и пачку крепких сигарет Chesterfield — ведь Костечков всё же задумывался о будущем, даже в такие сумбурные моменты своей биографии.
Однако полностью смятение не спадало и во дворах, и в лифте, и даже когда, позвякивая ключами, Костечков распахнул обшитую штакетником дверь, вдыхая родной запах квартиры. С кухни слышались аплодисменты и смех — Мама была дома и смотрела телевизор. Услышав звуки прибытия Костечкова, она приветливо крикнула:
— «Привет, сынок!»-
— «Здорово»— пробурчал тот.
— «Как на работе?»-
— «Нормально»— Алексей был не настроен разговаривать. Ему хотелось провести время в интернете, отвлечься сторонней информацией. Он разулся и направился сразу в свою комнату, по пути открывая первую банку. Взболтанный напиток вспенился, закапав ковёр. Костечков грязно выругался и сделал внушительный глоток. Джин-тоник взбудоражил старое опьянение от крепкого пива, и Алексей достаточно быстро пришёл в изменённое состояние сознания, появился ажитированный интерес. В таком состоянии блуждание по веб-страницам пришлось к месту, но, как назло, именно сегодня один из его друзей добавил фотографии с какой-то вечерники, где в центре была улыбающаяся Она.
Снова встрепенулась обида неудовлетворённости.
С досады Костечков налёг на джин-тоник, стремительно опустошив банку. И тут ему внезапно захотелось посмотреть на подругу Вурма. Сложно сказать, что стояло за этим желанием — стремление убедить себя, в том, что она хуже Неё, мазохистский импульс, праздное любопытство? Ответ на этот вопрос не смог бы дать и сам Алексей.
Он с циничной злобой просмотрел совместные фотографии Вурма и его Подруги, перешёл на её страницу, злорадно отметив отвратительный музыкальный вкус и мещанские пристрастия последней. О внешности и говорить не приходилось. Словом, как он и предполагал, она была совсем не ровней Вурму, который по своему интеллектуальному и духовному развитию отнюдь не уступал Костечкову. Ему бы не следовало иметь дело с такой заурядной обывательницей. Алкоголь серьёзно снизил уровень внутренней цензуры Костечкова, поэтому он доходчиво изложил свои взгляды на ситуацию в комментариях к фотографиям.
Закончив свой критический очерк, Алексей незамедлительно почувствовал себя лучше. Дискредитация вурмовских отношений однозначно помогла снизить неприязнь от сегодняшней трагической встречи. Он посмотрел на вторую банку джин-тоника. Она показалась ему чашей из черепа противника, достойной того, чтобы сделать из неё триумфальный глоток. Дальнейшее распитие взывало к повышению уровня пафоса — требовалась изощрённая, эстетская сервировка. За этим он и направился на кухню, где продолжал править бал телевизор.
— «Лёш»— Мама отвернулся от экрана, и посмотрела на Алексея — «Ну подстригся бы, а то ходишь как дикарь какой-то. Тебе так хорошо же было со стрижкой, все говорят. Хочешь я тебе денег дам на парикмахерскую?»-
— «Нахуй»— букркнул Костечков, проходя мимо.
— «Ох, ну и грубятина же ты! Ладно, послушай. Я понимаю, что сейчас ты ещё отдыхаешь, весна, но вот потом уже лето, а там и осень. Пора тебе браться за ум. Восстановился бы в университете.»-
Костечкова отчислили после зимней сессии полтора месяца назад за неудовлетворительные оценки и плохую посещаемость
— «Да это для ебланов всё, адский кал, допустим»— Костечков открыл шкафчик и достал оттуда приземистый стакан с толстым дном.
— «Надо выучиться, получить профессию, сейчас без диплома тебя никто никуда не возьмёт»— продолжала Мама.
Алексей увидел в глубине шкафчика купленный когда-то давно пакет с трубочками для коктейлей и решил взять одну.
Мама смотрела на него, ожидая ответа
Костечков взял со стола лимон, который добавлял в чай перед сменой. Оттяпал значительный кусок и положил его на тарелку, куда также добавил гроздь винограда, лежавшую на столе, по соседству с лимоном. На мамины реплики он отвечать не хотел.
— «Лёш, но это же будущее твоё, карьера. Что, так и будешь по всяким шарашкам бегать?»— сделала она новую попытку урезонить Алексея.
— «Мне похуй на будущее»— отрезал Костечков, выходя из кухни.
О будущем он не думал, ведь ему было всего девятнадцать лет.
— «Эх, Кутерьма»— наполовину ласково, наполовину укоризненно сказал ему вслед Мама. «Кутерьма» было детским прозвищем Костечкова. От его произнесения Алексей скривился, ведь ему, как и любому подлинно демоническому созданию, произнесение его тайного имени причиняло муки. Это означало, что кто-то имеет над ним власть.
Он зашёл в комнату поставил тарелку и стакан на стол. В созданном им ангажементе все ещё чувствовалась незавершённость. Некоторое время Алесей не мог понять, чего же ему не хватает, но затем эта загадка была разгадана. Костечков направился на лоджию, где стоял старый советский холодильник, в котором Мама хранила излишки продуктов («Впрок»). Из морозилки, как из арктической пещеры, повеяло холодным воздухом. «Дыхание северной тьмы»— пришло в голову Алексею поэтическое сравнение. Некоторое время он посмаковал в мыслях
