Книга Фабрика №22 - Антон Волохов

Что же мне теперь до этих бумажек, если сердце прохолаживает ветряная тоска. Бухта моего счастья, превратилась в бухту боли и отчаяния.

Когда-то я обещал Сальме, что непременно разбогатею и вернусь к ней. Перепуганный Адриан скинул денежный балласт, словно мешки с песком и улетел из города, как воздушный шар. Я легко рассчитался с латиносами и даже оставил часть его накоплений себе.

Теперь я могу купить себе дом, лабрадора, магазин, новенький внедорожник и ещё много чего, но какой в этом прок, если нет любви?

Истинная любовь не продается, она возделывается терпением, питается чувствами и поддерживается пониманием. Деньги могут сделать любовь красивой, но не настоящей. На рынке любви продаются только проститутки.

Я выкупил магазин. Рассчитался со всеми долгами и возобновил поставки. Сделал небольшую жилую пристройку во внутреннем дворе для собственных бытовых нужд.

В конце рабочего дня я брал батон, гранатовый сок и шёл к дому Сальмы. Окно её комнаты потемнело с последнего дня нашей встречи: она уехала, забрав с собой свою больную маму. Вместе с её окном стемнела и моя жизнь.

Я садился на лавочку возле детской качели во дворе и кормил огромных черных ворон кусками белого хлеба. Сначала ко мне подлетали робкие голуби и воробьи, но наглые вороны быстро им объяснили на чьей улице праздник.

С каждым днём настырных птиц становилось всё больше. Их глаза, похожие на черные глянцевые бусинки, блестели всё ярче, а жадность усиливала аппетит и порождала конкуренцию. Теперь ко мне слетались только крупные вальяжные особи и бесцеремонно прогуливались у моих ног в ожидании подачки, пока птицы поменьше топтались на ветках деревьев в надежде на удачу.

Стоило мне только появится на тротуаре, ведущему к подъезду Сальмы, сразу раздавалось громкое карканье и начинались стычки. Каждый вечер вороны дрались за мой хлеб, выясняя между собой чья сегодня очередь пировать. Я кидал трофей победителям и наблюдал как они рвали батон на крупные части, после чего быстренько разлетались, оставляя малые крохи черному водовороту из скопища проигравших птиц.

Вместе с Адрианом пропал и Грег. Как выяснилось, он бросил свой бизнес и уехал насовсем. У каждого свой предел нервного напряжения, плотно подойдя к которому, человек становится зверем и стремится к тишине. Наверняка Грег растворился в каком-нибудь спальном районе с широкими освещенными улицами и круглосуточными супермаркетами, в которых нет нужды привязывать продуктовые тележки железными цепями на амбарный замок.

Где-то и моё сердце было счастливо, ведь оно покинуло родной квартал вместе с ней, природой моей души – Сальмой. Все остальное осталось прозябать здесь, среди пустоты, одиночества и отчаяния – трех лучших друзей моего сознания.

Я не впадал в депрессию – это лекарство для нормальных людей, со своими планами на жизнь и четкой позицией. Они побеждают её чередой глубоких личных переживаний, в ожидании спасительного рассвета эмоционального катарсиса, подзаряжая душевные батарейки новой надеждой к счастливому будущему и направляя очищенный разум к розовой мечте.

Я же просто дожидался, когда шрам потери затянется кожей, а любовная рана покроется рубцом, чтобы продолжить выживать, как помоечный кот.

В какой-то из дней в мой магазин неожиданно завалился Адриан. Я с трудом узнал его: он был пьян и очень плохо выглядел. На нём был грязный тренировочный костюм темно-серого цвета. Волосы его были сальные, лицо пыльным, а обувь испачкана засохшей глиной. В руке он держал бутылку виски.

– Привет, друг, – произнёс он хриплым, натужным голосом.

Я вышел из-за прилавка.

– Тебе лучше уйти, – ответил я.

– Почему?! – спросил он с вызовом.

– Ты распугаешь посетителей своим видом, – сказал я.

Адриан осмотрелся.

– Но здесь никого нет! – ответил он, резко повеселев. – Только мы с тобой.

После чего приложился к бутылке жадно глотая спасительный эликсир для всех потерянных забулдыг. Я смотрел на его подёргивающийся кадык и ждал, когда он напьется.

– Будешь?! – спросил он меня, протягивая бутылку и вытирая рот рукавом.

Я отодвинул бутылку в сторону рукой.

– Зря! – сказал он. – Если б не виски, меня б уже здесь не было.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил я.

– Вот что! – крикнул он и достал из кармана сверток, в который был завернут пистолет.

Он медленно разворачивал его с важным видом слегка покачиваясь.

– Знаешь, – продолжил он. – Я не признаю поражений. Я ненавижу проигрывать. Это больно. Нестерпимо больно.

Адриан постучал пистолетом по груди, показывая где ему больно.

– У каждого своя боль, – ответил я.

– Теперь же, – говорил он, не обращая на мои слова внимания. – Я проиграл. Проиграл этим твоим… Своё дело… Я… Мне даже этот тупорылый Грег навалял… Больно… Очень больно…

– Адриан, зачем ты приперся ко мне со всем этим? – спросил я.

Адриан медленно поднял красные мокрые глаза и безотрывно смотрел на меня.

– К тебе? Нет… Я пришёл не к тебе…

Адриан почесал пистолетом свою голову. Он говорил всё тише и казалось, что сейчас рухнет на пол без сил.

– Не к тебе, – вновь произнес он. – Я пришёл к нему.

Адриан показал пальцем куда-то в воздух.

– Я пришёл к Богу. К божеству…

Я нахмурился.

– Катись отсюда, ко всем чертям, – сказал я и легко толкнул лягушатника в сторону двери.

Тот пошатнулся, но не упал.

– Ты! Ты… Ты любишь… Ты любишь, я знаю! – кричал он и размахивал указательным пальцем. – Ты здесь нашёл Бога. А где Бог, там и любовь… А я пришёл к нему на суд… И знаешь, что… Я приду к нему не один… Я принесу ему жертву… Жертву его любви…

Адриан поднял дрожащей рукой свой пистолет, направил на меня и несколько раз нажал на курок. Я равнодушно смотрел, как он впустую щелкает в мою сторону.

– Дай! Дай мне забрать его с собой, слышишь?! Дай! – кричал обезумивший Адриан, без конца нажимая на курок.

Он опустил руку, оскалился, взревел и, вновь подняв пистолет, приложил дуло к своему виску, щелкая спусковым механизмом.

– Ааа! – кричал Адриан в агонии.

Я двинул ему ногой в живот, пистолет улетел на пол, а сам француз выкатился на улицу, вынеся спиной дверь. Эндрю валялся на земле и рыдал навзрыд. Я схватил его за мочку уха и сказал напоследок:

– Смерть, ещё нужно заслужить.

Больше француз в моей жизни не появлялся.

Вечером я как обычно закрыл магазин и направился к дому Сальмы. Там меня ждали черные вороны и сердечная тоска. Сегодня я решил разбавить её темным элем