Чтобы немного поднять ей настроение, Ребекка спросила про доктора Хьюза.
— Он должен был прийти сегодня утром, но я уже уехала, — ответила Мюриель. — Мы вызвали его к Джоанне.
— Какая жалость.
— Но мы немного поговорили по телефону. Дебора снова плохо себя чувствует. Возможно, доктору придется уйти из хора.
«Бедняжка Мюриель», — подумала Ребекка. Ее роман, если его вообще можно было так назвать, держался на еженедельных репетициях церковного хора (у Мюриель было красивое контральто, а доктор Хьюз пел басом) да на редких чаепитиях в квартире Мюриель, когда доктора вызывали к заболевшей ученице. Как, должно быть, обидно довольствоваться такими жалкими крохами.
Сестры воспитывались в суровых условиях: хотя их семья не была совсем бедной, экономность считалась добродетелью и всячески насаждалась. Они ели простую пищу, а их большой мрачный дом почти не отапливался. Ребекке и Мюриель приходилось ходить пешком по три мили до школы и обратно, каждый день, в любую погоду. Они должны были хорошо учиться; за плохие оценки их строго наказывали. «Испытания укрепляют характер», — утверждали мистер и миссис Фейнлайт. Хотя их отец был равнодушен к религии, он отправил дочерей в англиканскую школу. Первые недели в школе для обеих были полны неловкости и унижений — их форма, пошитая недорогой деревенской портнихой, отличалась от формы других девочек; их высмеивали за то, что они не знали наизусть «Отче наш». Постепенно они научились приспосабливаться — Ребекка, которая всегда была хорошенькой, даже стала популярной, — однако всегда помнили, что отличаются от других.
В двадцать лет Ребекка поступила в художественный колледж. Через два года на балу поклонников искусства в Челси она познакомилась с Майло. Еще через год они поженились. Отец девочек скончался в 1927; после этого миссис Фейнлайт продала их большой особняк и купила дом поменьше в Абингдоне. Поначалу Ребекка надеялась, что переезд, в результате которого мать оказалась ближе к дочерям, поможет ей немного смягчиться. Этого не произошло — угодить матери было по-прежнему сложно. Ребекка и Мюриель привыкли к резким переменам ее настроения. Если она была раздражена и сердита, то всегда находила, на кого сердиться и раздражаться. Однако они не теряли надежды, что со временем мать изменится. Все это было очень тяжело.
Они дошли до речки, которая текла в дальнем углу сада. Ребекка оглянулась на окно кабинета Майло. Муж разговаривал по телефону — она была в этом уверена. Кому он звонил?
— Моника пригласила меня приехать к ней в Клиторп на каникулы, — сказала Мюриель. — Я не хотела ехать, потому что билеты на поезд стоят недешево, но, похоже, несколько дней отпуска мне не помешают. Морской воздух очень полезен, правда, и вообще…
Ребекка увидела, что Майло кладет трубку. «После ланча он прямо-таки кинулся в свой кабинет, — подумала она. — Значит, он торопился позвонить? И что такого Мюриель сказала за столом, когда он внезапно обратил на нее внимание? Она говорила про лакросс, про девочку из своего класса, кажется, Фредди Николсон. Майло ошибся, решив, что она говорит о мальчике. Похоже, беспокоиться не о чем. Он просто перепутал имена».
Но тревога не отступала. Пока Мюриель рассказывала про Клиторп и домик Моники, Ребекка раз за разом прокручивала у себя в голове их разговор за столом. Навряд ли у Майло роман с этой девчонкой, Фредди Николсон. Она еще школьница, да и вкус у него совсем другой. К тому же он решил, что речь идет о мальчике, значит, они даже не встречались. «Если только, — промелькнуло у нее в голове, — он не допустил эту ошибку специально…»
Когда Мюриель упомянула о Фредди Николсон, Ребекка как раз смотрела на Майло. На лице у него не было недоумения, нет. Он был потрясен, теперь она это поняла. Майло встревожился.
Клуб «400» находился на Лестер-сквер, рядом с театром Альгамбра. Майло спустился по лестнице в подвал и сдал пальто гардеробщику.
Один из его друзей как-то заметил, что, входя в «400», чувствуешь себя так, будто возвратился в материнское лоно. Друг был психотерапевтом-фрейдистом, но Майло понял, что он имеет в виду. Стены клуба были обиты темно-красным шелком, ковры и занавеси тоже были красные. Помещение освещали только свечи на столах и небольшие лампочки на пюпитрах музыкантов.
Тесса Николсон тоже была в красном. Майло встал у стены, наблюдая за тем, как она танцует. Ее платье было глубокого малинового цвета с лиловатым оттенком («Как лучший кларет», — подумал он), а на шее сверкало ожерелье с крупными алыми камнями. Ее партнер был высокий, мускулистый, рыжеволосый; когда фокстрот подошел к концу, он наклонился и поцеловал Тессу. Поцелуй длился, пока она не отстранилась.
Майло пошел к ней, обходя столики.
— С днем рождения, Тесса, — сказал он. — Поздравляю!
Майло взял ее за руку и прикоснулся к ней губами.
— Майло, до чего старомодно! — Она улыбалась. — Я ужасно рада вас видеть. Потанцуете со мной?
Оркестр заиграл «День и ночь». Пары выходили на площадку для танцев.
Он спросил:
— Все это ваши друзья, Тесса?
— Да, большинство из них.
— Вы довольны вечеринкой?
Она сморщила носик.
— Не очень. Падди в плохом настроении.
— Падди?
— Падди Коллисон. — Взглядом она указала на столик, где сидел рыжеволосый мужчина с сигаретой в зубах.
— Падди работает в «Липтоне», — объяснила Тесса. — Начальство распорядилось, чтобы он остался в Лондоне и не ехал в Кению. Он страшно зол. До этого мы вместе обедали, у одного знакомого, и он вел себя со всеми очень грубо.
В глазах Тессы, переливавшихся изумрудными, янтарными и золотистыми искрами, плескался смех.
— Там были в основном разные умники из Кембриджа. У одного были длинные волосы, а другой красовался в галстуке-бабочке. Падди таких ненавидит. Он гордится своей мужественностью.
Майло гадал, является ли Падди Коллисон ее любовником. Пока они танцевали, он всем телом ощущал движения ее мышц и связок под тонким шелком платья.
Он сказал:
— Подозреваю, что у нас с вами есть общие знакомые.
— Кто же?
— Мюриель Фейнлайт.
Тесса широко раскрыла глаза.
— Мисс Фейнлайт? Вы с ней знакомы?
— Мюриель — моя родственница.
— Ну надо же, — снова рассмеялась она. — Какое совпадение!
— Вообще-то, это не совпадение. В тот вечер, когда мы повстречались на пруду, вы навещали сестру, не так ли?
— Ну да. Мы с Фредди ездили выпить чаю. Я не смогла удержаться и попросила у нее коньки.
— Я очень рад, что вы не удержались, иначе мы бы никогда не познакомились.
— Мне очень нравится мисс Фейнлайт. Она такая славная и ужасно практичная.
Майло, который за все годы знакомства с Мюриель не заметил в ней ничего славного, сказал:
