Когда он опять очнулся и посмотрел на свою мучительницу, его взгляд был пустым, лишенным страха, гнева или чего-либо еще, таким, как если бы он был победителем, а не она, и почти рассеянным, как будто она ничего для него не значила.
Эрин отпрянула назад, и его голова упала на землю с глухим стуком. Он вздрогнул, и его глаза сузились и смотрели теперь гневно. Она отскочила, чтобы взять меч.
— Вставай, Белый Олаф! Норвежский пес!
Он не повиновался. Эрин сжала губы и приставила меч к яремной вене на его шее, получая большое удовольствие, глядя в его изумленные глаза.
Он все еще не шевелился. Эрин улыбнулась. Она была бы поражена, если бы могла видеть искры жестокости в своих собственных глазах.
Она ткнула его мечом, задев кольчугу. Меч скользнул чуть ниже его бедер.
— Ну, вставай же, собака. Ты насильник, вор и убийца, сучий выродок! Я хочу продлить твои муки. О, викинг, что я с тобой сделаю! Ты будешь заложником у моего отца. Так пойдем же к нему. Но я предупреждаю тебя, проклятое отродье севера, одно лишнее движение, и я отрублю тебе то, что делает тебя мужчиной, и поджарю это на твоих же глазах.
И в гневе она сильно ударила его. В его глазах вспыхнул синий огонь, он сжал зубы, но, как ему ни было больно, попытался подняться. Покачиваясь, он встал перед ней. Эрин машинально отступила назад. Она была довольно высокой для женщины, но этот человек возвышался над ней. Все его могучие мускулы напряглись, так как он с трудом удерживался на ногах. Она видела, как под его грязной бородой сжались зубы, когда он с усилием перенес вес на раненую ногу.
— Не вздумай чего-нибудь выкинуть, викинг! прошипела она. — Не то я тебя приласкаю своим мечом. Я не убью тебя сразу. Датчане были бы более милосердными.
Он повернулся. Эрин ткнула мечом в его спину.
— Иди, викинг, и лучше не оборачивайся.
Он зашагал, прихрамывая. Затем споткнулся и упал вновь. Эрин охватило сильное чувство жалости, но она закрыла глаза и вспомнила Клоннтайрт, запах пожарищ, женские крики. Она снова ткнула его мечом.
— У тебя пять секунд, чтобы встать, викинг.
Пленник с трудом поднялся. Они опять двинулись вперед, к деревьям, где ждала их лошадь Эрин. Не спуская с него глаз, девушка взяла поводья. Он был полуживой, изможденный, покрытый коркой крови и грязи. Должно быть, ему сильно мешала кольчуга. Она закусила губу, когда поняла, что не продвинется с ним далеко. Но снова горькие воспоминания вытеснили жалость. Он будет идти, пока не упадет.
Осторожно, не переставая следить за своим едва живым пленником, она срезала левую узду, чтобы использовать ее в качестве веревки. Узда не была особенно крепкой, но, если уж на то пошло, Волк тоже слаб.
— Протяни руки, — потребовала она.
Он отказался повиноваться, пока она, угрожая, не приставила меч к его шее. Олаф зажмурился, но мрачный арктический лед все равно угадывался в его глазах. Он поднял руки.
Было неудобно держать меч одной рукой и привязывать веревку к ремням, стягивающим его руки, другой, ведь, несмотря на его состояние, надо быть настороже и не терять бдительности. Еще труднее взобраться на лошадь, держа и пленника, и меч, но она не осмеливалась что-либо отпустить. Спасибо, что кобыла вела себя смирно, и хотя частенько показывала норов, сейчас стояла кротко, как овечка, пока Эрин не устроилась в седле. Она ударила ногами в бока кобылы и пустила ее рысью.
Сидя на лошади, Эрин наблюдала за пленным. Снова нахлынуло невольное сострадание и восхищение. Он был бледный, как облако, его лицо исказила гримаса боли, и все же он бежал.» Клоннтайрт!» — напомнила она себе и быстро закрыла глаза, восстанавливая в памяти картину пережитого кошмара. Испытывать жалость по отношению к этому опасному зверю — значило предать память тех, кого она любила.
Эрин открыла глаза и столкнулась с синим холодом его глаз. Они были странные, лишенные жизни, и, казалось, смеялись над ней. Его суровое лицо было по-особому красиво и надменно даже теперь. Он тяжело бежал, поглядывая на нее, и веявший от него холод заставлял ее дрожать. В нем было что-то пугающее. Казалось, он не простой человек. Раненый, оборванный, грязный, связанный и погоняемый, он все-таки двигался и продолжал смотреть на нее с презрением и высокомерием своими холодными и… безжизненными глазами. Она вздрогнула, взглянув на него снова. Он был поистине силач:
— мускулистый, высокий, золотистая грива была на одном уровне с ее талией — а она ведь сидела на лошади.» Если бы он не был так слаб, — снова думала она, — я бы сейчас не конвоировала его «. Он бы напал на нее, стащил с лошади, разорвав путы… Она держала меч на уровне его глаз.
— Предупреждаю тебя, викинг, одно движение, и тебе придется плохо.
Он все смотрел на нее, даже когда упал на колени, но подняться не смог и повалился на землю.
Эрин спрыгнула с лошади, опасаясь, не было ли это уловкой. Но когда она осторожно обошла его и ткнула мечом в позвоночник, он не шевельнулся. Она растерялась, браня себя за то, что не подумала о серьезности его ран. Возможно, она убила его. Она передернула плечами. Но ведь она хотела, чтобы этот викинг умер?
— О Господи… — шептала она громко. Она желала ему таких же страданий, какие он принес ирландцам. Между жизнью и смертью лишь тонкая хрупкая ниточка, и хотя она не разобралась в своих чувствах до конца, но знала, что не хочет нести ответственность за убийство, за то, что оборвала хрупкую ниточку жизни, не хочет брать греха на душу. Такое право принадлежит ее отцу, ее братьям, воинам, которые сражаются с врагами.
Эрин вздохнула, наклоняясь, чтобы дотронуться до его широкой спины. Он еще дышал. Она поднялась и осмотрелась. Они ушли недалеко, и она видела след, тянувшийся от ручья. Как бы там ни было, она должна принести его обратно к воде. Еще раз вздохнув, она опустилась на колени и перевернула воина на спину. У нее опять заныл желудок, когда она стала рассматривать его лицо. Неудивительно, что и викинги, и ирландцы были уверены, что его охраняют древние скандинавские боги. Даже еле живой, пленный, он, казалось, излучал золотую энергию, как если бы был одним из тех златокудрых голубоглазых богов. Нет! Он не был Богом. Он был ее пленником. И он никогда не будет обладать божественной властью, потому что, если даже и не будет казнен, его заключат под стражу те самые ирландцы, которых он намеревался завоевать и подчинить.
— Я победила, викинг! — шептала она. — Ты побежден… ты мой пленник…
Стиснув зубы, она встала, схватила его связанные руки и застонала от напряжения, пытаясь сдвинуть его. Он был такой громадный по сравнению с ней. Она кряхтела и задыхалась, но все-таки оттащила его на двадцать шагов, назад к ручью.
Переведя дух и собравшись с силами, Эрин подтащила его к дубу и привязала к стволу остатками узды. Еще раз убедившись в том, что узлы надежны, она привязала кобылу и поспешила к ручью напиться. Затем взглянула опять на своего пленника. Ему тоже нужна была вода.
