не знаете, Владыко, какой это интриган! Он у нас в Патриархии заведовал хозяйственным отделом, так его прогнали за его интриги!
Я был не согласен с такой оценкой архиепископа Леонида. Правда, я слыхал, что у него трудный и капризный характер. Но, с другой стороны, такой хороший священник, как о. Борис Старк в Ярославле и ревнители духовной жизни из московской интеллигенции (поэтесса Н.А. Павлович, мои двоюродные сестры Надежда А. и Ольга А. Кавелины) с восторгом отзывались о владыке Леониде. Они все говорили о нем как о глубоко духовном человеке монашеского духа, сумевшем сохранить в своей епархии два женских монастыря, лучших во всей России. Впрочем, они мне говорили, что в нем присутствует некоторая болезненность и запуганность, а в силу этих черт мог бы он быть Патриархом… не знаю. Я счел, тем не менее, необходимым защитить его кандидатуру перед митрополитом Никодимом и потом продолжил мою мысль.
– Владыко, дело не в именах. Я лично ничего не имею против митрополита Пимена, действительно считаю его наиболее подходящим кандидатом, хотя не единственным. Но поймите, я решительно возражаю против способа его избрания открытым голосованием. Ведь это вопрос личный, а тем самым не должно происходить давления при выборе. Правда, в канонах ничего не говорится о тайном голосовании, и трудно выяснить, как происходили в древности выборы, но в наше время открытое голосование личного характера недопустимо и вызовет всеобщее недоумение и осуждение! Свобода и каноничность выборов Патриарха будут всеми оспариваться, и особенно на Западе. А ведь это не в интересах Русской Церкви. При тайных выборах все равно пройдет Пимен, а если найдутся голоса в пользу других кандидатов, то тем лучше, это будет доказательством свободы выборов. Вообще-то лучше, чтобы митрополит Пимен прошел не единогласно, потому что в этом случае он будет обладать единоличной властью, а ведь неизвестно, насколько он будет способным правителем.
– Ах, Владыко, Вы все рассуждаете по-западному, по-брюссельски, – сказал мне, улыбаясь, митрополит Никодим, – а мы рассуждаем по-здешнему. Вы должны понять, что в современных условия здесь никто не будет осуждать открытое голосование! А у вас там, на Западе, что бы мы ни сделали, всегда будут нас осуждать.
– Нет, – ответил я, – и у вас открытое голосование и единая кандидатура вызывает недоумение и неодобрение.
И я рассказал о моем разговоре с киевским инженером в самолете и с майором в аэропорту.
– Пускай Ваш инженер скажет, как происходят выборы в его институте, где он служит, – вскричал митрополит
Никодим. – Открытое или закрытое голосование у них?! Почему он там молчит, а лезет в церковные дела, которые не знает и куда его не приглашают и не спрашивают!
Эта реакция на мои слова была характерным примером манеры спорить с людьми у митрополита Никодима. Вместо того, чтобы разобрать и опровергнуть аргумент противника по существу, он делал демагогический выпад персонального характера, уводящий внимание от основного предмета спора. Прием более уместный на митинге, чем в серьезной дискуссии.
– Владыко, – возразил я, – да неужто в Церкви все должно быть, как в каком-то институте?
Но митрополит Никодим будто ничего не слышал и продолжал с жаром говорить.
– Объективно говоря, за исключением Патриарха Тихона, выборы которого канонически неоспоримы, ни один из наших Патриархов не был выбран в согласии с канонами… Ни Патриархи XVII века, ни Патриархи Сергий и Алексий. А между тем, все они считались законными Патриархами. Так что сегодня, производя выборы открытым голосованием, мы не нарушаем церковных правил больше, чем это делалось раньше. Скажу даже, что в интересах нашей Церкви сегодня мы считаем более целесообразным открытое голосование. А Ваши опасения, что будущий Патриарх начнет давить своею властью, беспочвенны. Мы его достаточно узнали на деле с тех пор, как он стал Местоблюстителем и стал председательствовать в Священном Синоде. Он человек мягкий, не склонный к диктаторским замашкам, выслушивает чужие мнения и хочет сотрудничать со своими собратьями. Вообще с ним легко работать.
Странно, но я заметил, что во время нашего разговора (в отличие от прежних) митрополит Никодим ни разу не позволил себе критически отозваться о митрополите Пимене. Видно было, что он искренне поддерживает его кандидатуру.
После того, как мы выпили поданный нам чай с печеньем, наш разговор перешел к главному вопросу – постановлениям 1961 года о приходах.
Эта тема должна была быть рассмотрена на Совете обязательно, а эти постановления я начал критиковать как с канонической, так и с церковно-практической стороны уже давно.
– Разве я когда-нибудь говорил, – сказал митрополит Никодим, – что эти постановления прекрасны и благодетельны для Церкви? Никогда! Более того, если на Соборе кто-нибудь станет утверждать это, я его остановлю. Но поверьте, Владыко, уверяю Вас, ничего не поделаешь… Они соответствуют законам о культах 1929 года и в точности из них вытекают. Правительство СССР настаивает на приведении церковного законодательства в согласие с гражданским. В свое время об этом было письмо Совета Министров в Совет по делам Церкви, и на основании этого требования Архиерейское Совещание 1961 года приняло эти постановления.
– Но послушайте, Владыко, – прервал я его, – это не было законное Архиерейское Совещание.
– Почему? – искренне удивился митрополит.
– Да потому что на него не были приглашены все архиереи, как это полагается делать. Ни владыка Антоний, ни я, ни вообще заграничные архиереи на него приглашены не были. А другие архиереи, которых оповестили об этом поздно, были приглашены на празднование преподобного Сергия и только поздно вечером, после всенощной, узнали, что на следующий день будет Архиерейское Совещание, но о чем – им не сказали! Они были застигнуты врасплох и были совершенно не подготовлены к обсуждению вопроса, – пытался объяснить я митрополиту Никодиму.
– Все это неточно. Вопрос о приходах обсуждался еще с весны 1960 года, когда Синод издал и разослал повсюду свое постановление о приходах, принятое потом на Архиерейском Совещании. Так что приехавшие на него в июле архиереи были хорошо знакомы с вопросом. Ну а что не были приглашены «заграничные» епископы, так это потому, что новые постановления касались только приходов в пределах Советского Союза.
– Это не совсем так, – возразил я, – на Архиерейском Совещании 1961 года рассматривался также вопрос о вхождении Русской Церкви во Всемирный Совет Церквей. А это касается не только Церкви на территории СССР, но Русской Церкви вообще. А раз, по-Вашему, постановления 1961 года нас не касаются, то почему же сейчас нас пригласили в Москву и Вы хотите, чтобы мы их одобрили? Я не вижу здесь логики.
– Мы вас пригласили, потому что сейчас – выборы Патриарха, а раз все «заграничные»
