епископы будут на Соборе, то вас нельзя отстранить от решения вопроса о приходах. Вы же помните, что Совещание 1961 года передало этот вопрос на утверждение ближайшего Поместного Собора, а он сейчас собрался. И если мы уклонимся от обсуждения, то это будет рассмотрено властями как оспаривание закона и поведет к обострению отношений с «ними». Это повредит Церкви, а нам нужно стремиться к нормализации отношений с властями, поскольку вопрос о постановлениях 1961 г. непосредственно не затрагивает веру, а касается только церковных порядков.
И митрополит Никодим прочитал мне выдержку из речи, которую он намеревался произнести на архиерейском Совещании, где, в частности, говорилось, что «Церковь живо помнит трудности, которые ей пришлось испытать, когда ее отношения к государству были не нормализованы, и не хочет возвращаться к этому».
– Согласен, – сказал я, – что без необходимости не надо обострять отношений с гражданскими властями, тем не менее одобрить постановления о приходах я по совести не могу. Они противоречат канонам, нарушают строй Православной Церкви, а кроме того, они имели пагубные последствия для церковной жизни. Вы ведь сами знаете, что это облегчило для властей массовое закрытие приходов в начале шестидесятых годов!
– Каких канонов? Что они говорят? – удивился митрополит Никодим.
Я был готов к этому вопросу, вынул из кармана бумажку и прочитал содержание 41-го Апостольского правила, где говориться, что «если епископу вручено управление человеческими душами, то тем более он должен распоряжаться церковными деньгами».
– А по положению о приходах 1961 года епископ и его представители, настоятели приходов, совершенно устранены от хозяйственных и административных сторон жизни прихода. Приходские дела всецело переданы мирянам, и поэтому нарушается единство церковного управления, – ответил я.
Митрополит Никодим на минуту как будто растерялся. Видно было, что он забыл об этом каноне, но потом спохватился и с обычной своей митинговой находчивостью воскликнул:
– Да этот канон совершенно не применим к теперешней жизни и «распоряжаться» – это значит единолично приказывать и решать по своему личному усмотрению. Разве где-нибудь в вопросах церковного имущества архиерей в настоящее время обладает такою властью? И у Вас ее тоже нет. Этот канон неприменим сейчас!
– Вы придираетесь к словам, – ответил я, – соответствующее греческое слово «распоряжаться» мягче по смыслу, а главный смысл канона, дух его, сохраняющий свое значение до нашего времени, состоит в том, что епископ принимает активное и первенствующее участие во всей церковной жизни. Как материальной, так и остальной! А постановления 1961 года его от этого участия всецело устраняют и ставят его под контроль людей, часто вредящих Церкви…
Митрополит Никодим страшно был недоволен моими доводами и старался найти доказательства «этим хорошим постановлениям».
– А Вы знаете, что в Православной Церкви в Америке, в таком случае, все приходское управление явно противоречит канонам? – произнес митрополит. – А в Антиохийском Патриархате еще более. Однако никто их не считает еретиками. Ну, а что до нашей Церкви, со времени Петра и до восстановления Патриаршества, – весь церковный строй был антиканоническим. Что ж, по-Вашему, вся Русская Церковь синодального периода была не православной, а еретической даже? – митрополит Никодим всячески хотел доказать мне свою правоту (но в чем?). – Вот скажите мне, Владыко, почему другие могут нарушать каноны и их за это никто не осуждает, а когда мы вынуждены это делать, на нас начинают кричать, осуждать и отлучать?
– Никто не говорит, что Русская Церковь синодального периода была «неправославной», – возразил я. – Лично я очень люблю и высоко ценю синодальный период – это был период Серафима Саровского, оптинских старцев, подъема богословской науки, миссионерства. Однако, несомненно, что антиканонический строй хотя и не лишил Церковь ее Православия, но причинил ей огромный вред. Он ослабил ее, и это имело катастрофические последствия. Так и сейчас антиканоническое положение о приходах хотя и не делает Русскую Церковь «еретической», но ослабляет и причиняет ей большой вред. Церковь, конечно, выживет, но зачем причинять ей вред, и нельзя одно беззаконие оправдывать другим… мало ли что происходит в Америке или в Антиохии. Это не причина, чтобы нам сейчас нарушать каноны.
– Постановления 1961 года, – ответил митрополит Никодим, – не имели тех отрицательных последствий, о которых Вы говорите. Закрытие приходов – это преувеличение, ибо никогда не закрывали «десять тысяч приходов», как об этом писали. Это имело место, но не по причине постановлений 1961 года; вопрос это сложный и не будем бередить историю страны…
– Как бы то ни было, я остаюсь при своем мнении и относительно открытого голосования и особенно относительно постановлений 1961 года, – ответил я. – Рад, что Вы меня успокоили, что так называемая «единая кандидатура» отпала и оказалась недоразумением. Но скажу Вам сразу, что я думаю высказать мое мнение на Архиерейском Совещании и на Соборе.
– Пожалуйста. Это Ваше право, – сказал на это митрополит Никодим.
– А что, это не повредит Церкви, как некоторые думают? – спросил я.
– Нисколько, – ответил мне митрополит, – а почему это может повредить Церкви?
Надо было спешить на всенощную Вознесения в церковь в Сокольники, и на этом наш длинный и интересный разговор закончился. Мы опоздали на пять минут, что было неловко, так как нас ждали со «встречею». По дороге в машине я думал о моем разговоре с митрополитом Никодимом. Впечатление было сложное, но не вполне отрицательное.
27 мая
На следующее утро, в праздник Вознесения Господня, я служил в церкви Святителя Николая в Кузнецах у о. Всеволода Шпиллера. Я проповедовал на тему праздника и не касался предстоящего Собора. В начале литургии, хотя мы служили соборно с о. Всеволодом, другими священниками и диаконом, я обратил внимание, что служат не архиерейским чином (без каждения на малом входе). Я подумал, что это простая оплошность, и настоял, чтобы мне дали трикирий и дикирий. Произошло некоторое замешательство как среди священнослужителей, так и на клиросе, среди певчих. Отец Всеволод сказал: «Ну что ж, Владыко, если Вы хотите служить архиерейским чином, тем лучше. Будем служить! Я очень рад».
И далее все пошло гладко. Все это странное замешательство, как потом выяснилось, исходило из Иностранного отдела. Оказывается, было дано распоряжение: в связи с приездом многих архиереев на Собор и с невозможностью обеспечить должное архиерейское служение – служить не архиерейским чином. Возникла большая путаница и неразбериха в связи с гостями, приехавшими на Собор. Иностранным отделом был выработан такой порядок: архиереям, живущим в России и приехавшим в Москву в эти предсоборные дни, когда не начались еще официальные торжества с их богослужениями, было предписано ходить в Патриарший Елоховский Собор. А приехавшим из-за границы архиереям предоставлялась возможность служить в
