пляшут на стене и тревожат меня.
— Там и покоится Рыцарь, — отвечает Отец Уильямс.
— Так значит, это человек, — говорит Пиллар.
— Как я уже сказал, не знаю.
— Быть может, вы знаете, зачем Льюис спрятал его здесь? — спрашиваю я. Отец Уильямс останавливается и смотрит мне прямо в глаза.
— Мне было сказано, что он великое зло.
— О, прошу, — Пиллар закатывает глаза. — Великое зло в гробнице. Мы что, попали в голливудский фильм?
— Похоже, вы напуганы, — говорит Отец Уильмс Пиллару.
— Я не напуган, — отвечает Пиллар, хотя я думаю иначе. Быть может, у него клаустрофобия. Коридоры замка немного узковаты и в них душно. — Просто меня немного бесят истории о некоем предмете, который содержит в себе великое зло и стоит его открыть, оно поникнет в мир. Хочу лишь сказать, если Льюис знал, что это зло такое. злое, почему просто не уничтожил его?
— Весьма справедливо. — Киваю я Отцу Уильямсу.
— Забавно слышать такое от людей, которые интересуются книгой, в которой девчонка растет, стоит ей съесть печенье и уменьшается всякий раз, как выпьет что-нибудь, — логика Отца Уильямса начинает восхищать меня. — Вам нужен Рыцарь или нет? Я бы предпочел провести время со своей женой, нежели с вами.
— Прошу, простите нас, — извиняется Пиллар, затем шепчет ему что-то на ухо. Отец Уильямс бросает на меня сочувственный взгляд и говорит.
— Я буду молиться за тебя.
Я тут же толкаю Пиллара, но перед нами открывается дверь в гробницу. На стене вырезаны слова «Кэрроллианский Рыцарь».
Глава 18
Гробница не оправдала мои ожидания. Стены и пол разрисованы черно-белыми клетками, посреди стоит гроб. Рядом стоит шахматный столик, к которому привалились два скелета.
— Грабители, — поясняет Отец Уильямс. — Кто-то даже назвал их Тра-Ля-Ля и Тру-Ля-Ля, в чем я лично сомневаюсь.
— Тогда кто они? — Интересуется Пиллар.
— Они пытались выкрасть Кэрроллианского Рыцаря, — отвечает Отец Уильямс.
— Тогда почему они умерли на шахматной доске? — удивляюсь я.
— В гробнице есть система охраны. Гробница захлопнулась и из-за Чудесатого заклинания, их силой заставили играть в шахматы, и не до тех пор, пока кто-то выиграет, а пока оба не умрут.
— Да вы, люди, реально сдвинулись на этих шахматах, — бормочет Пиллар. — Это всего лишь игра.
— Это не просто игра, — спорит Отец Уильямс. — Жизнь — это шахматы. Один ход, один шаг. Еще один ход, еще один шаг. Сделаешь неверный ход, придется расплачиваться за это всю жизнь. И под ходом, я подразумеваю год вашей жизни.
— Я бросил начальную школу, так что не надо мне тут поэзии. — Бормочет Пиллар.
— Я так понимаю, Вы не умеете играть в шахматы, — говорит Отец Уильямс.
— Если вы имеете в виду дёргать себя за волосы в течении нескольких часов, да еще так медленно, что черепаха заскучает, тогда — нет, я не умею играть в шахматы.
— Вам еще многому придется научиться, Мистер Пиллар, — говорит Отец Уильямс. — А ты, Алиса?
— Я? — Я пожимаю плечами. — Я лишь недавно вышла из психушки. Доктора не советуют мне много думать. — Пиллар смотрит на меня, пытаясь не рассмеяться, но, все же, взяв себя в руки, принимается осматривать гроб.
— Теперь, раз уж вы здесь, я оставлю вас, чтобы вы смогли открыть его, — говорит Отец Уильямс.
— Погодите, — я взмахиваю рукой. — Открыть? Я думала, вы знаете, как открыть его.
— Вовсе нет. Я лишь храню секрет.
Мы с Пилларом вздыхаем. Только не снова.
— Он захлопнется, поэтому не пытайтесь толкать или тянуть что-то, это не сработает. Я уже пытался, — говорит Отец Уильямс.
— Ключ найдется в углублении посреди крышки гроба.
Я сразу поняла, о чем он говорит. Гроб был сделан из камня и вмонтирован в пол. На нем не было ни малейшего выступа или отверстия. В верней части крышки, посередине, вероятно на груди тела пролегала борозда. Не круглая, и не диагональная. Какая-то бесформенная. Она походила на три изогнутых штриха, которые походили на ветвь пальмы, что колышется на ветру.
— Оно слишком мало для ладони, — говорит Пиллар. — Или же можно попробовать вставить в пазы пальцы.
— Мы тоже пытались, но не сработало, — отвечает Отец Уильямс.
— Значит, нет ни единого намёка? — спрашиваю я.
— Мои родители оставили мне подсказку, но мне кажется, она совершенно бесполезна.
— Расскажите о ней, — говорю я.
— Два слова, которые едва ли что-то значат. — Отвечает Отец Уильямс.
— Хэй-Хо? — Поджимает губы Пиллар. — Или Фокус — Покус?
— Нет, — отвечает Отец Уильямс. — «Ее замок».
— «Ее замок»? — Пиллар склоняет голову набок. — Это и есть разгадка? Какой-то ненастоящий английский.
Я начинаю усердно думать, но мне не удается из-за шума, который внезапно слышен снаружи.
— Что происходит? — Отец Уильямс спрашивает у нашего сопровождающего.
— Кто-то пытается открытьдверь, — говорит один из помощников.
— Это Красные.
— Если бы мне дарили по кальяну каждый раз, когда я с ними сталкиваюсь, — вздыхает Пиллар.
— Не беспокойтесь, — заверяет нас Отец Уильямс. — Я уверен, что Шахматист остановит их, и не позволит навредить нам.
— Вряд ли, — говорю я. — Он не сможет.
— Почему ты в этом так уверена, Алиса? — спрашивает Пиллар.
— Потому что Красные не работают на Шахматиста, а на Мистера Джея. Это ведь он отправил за мной лимузин, но мне удалось сбежать. Они здесь, чтобы завершить начатое.
— Значит, грядет кровавая баня, — бормочет Пиллар. — Здесь есть другой выход, Отец Уильямс?
— Нет. Нам придется дать им отпор.
— Я не уйду отсюда, — говорю я Пиллару. — Пока не открою гроб.
Снаружи раздается громкий стук. Красные почти прорвались в замок.
Глава 19
Инклинги, Оксфорд
— Ее замок? — повторил Мартовский Заяц, глядя на сообщение, которое Алисе удалось отправить ему по телефону из Италии. Он закончил мыть пол в баре, и все же не смотря на то, что уши стояли торчком, загадка оказалась ему не по зубам. Порой Заяц не хотел вдумываться слишком сильно, на случай если те, кто контролирует лампочку в его голове, прочтут его мысли.
— Стало быть, Алиса жива, — произнесла Фабиола из-за барной стойки, обслуживая пару посетителей. — Пиллар лишь заставил нас поверить в ее смерть.
Мартовский Заяц не ответил. Миссия Фабиолы прикончить Алису стала слишком навязчивой. Быть может, думал он, все из-за виски, к которому она время от времени прикладывалась. Мысленная заметка, подумал он: быть может, поэтому монахиням не следует пить и набивать себе татуировки.
— Не притворяйся, что не знал об этом, Нервус. — Сказала Фабиола.
— Я и не притворяюсь, — ответил тот. — Ты и сама должна была догадаться, как только включила телевизор и увидела новости.
— Так и есть, — сказала она. — Я просто не хочу об этом думать. Сейчас моя главная задача — убедить
