— Если со мной случится подобное, застрелю сначала его, потом себя.
Иван Матвеевич был очень вспыльчив. С наследником он не ладил.
Четыре года в Гатчине полны риска и опасности. Шутка ли: не ладят двое, из которых один горяч до безумия, а другой — завтрашний царь.
В тот самый год, когда Павел взобрался наконец на долгожданный российский престол, Иван Матвеевич покинул Гатчину. Он сменил несколько мест службы. Был врачом на заводах в Луганске и составил весьма смелую и неожиданную по тем временам записку о тяжелом положении рабочих. Затем прочно обосновался в Николаеве.
Сохранился портрет Ивана Матвеевича. У него внешность командира мушкетеров — острая с проседью бородка, подкрученные кверху усы. Светлые глаза окружены темным ободком. Глаза проницательные и диковатые; такие называют шалыми. В них не озорство — отчаянная решимость, которая так ни в чем и не проявилась.
Что передал Даль-отец своим детям?
Иван Матвеевич был суров, нелюдим. Говорил мало, чаще сидел запершись в своем кабинете.
Но он был учен, умен, справедлив. И в доме ценились образованность, ум, справедливость. Такой дух в доме воспитывает не меньше, чем долгие и ласковые родительские разговоры.
Иван Матвеевич учил детей не только своими достоинствами. Недостатками тоже. Владимир не захотел взять в наследство его горячность и нелюдимость. Наперекор отцу вырос спокойным и общительным. До конца жизни любил работать не в отдельном кабинете, а в общей комнате.
Мать Даля — Мария Фрейтаг — человек по-своему замечательный. Она много читала, знала языки, пела, играла на фортепьяно. У нее были изумительно искусные руки, способные ко всякому ремеслу. Владимир перенял у матери умелые руки. И даже большего достиг: правой и левой владел одинаково.
Мать учила детей всему, что сама знала. Говорила:
— Всякое знание, какое на пути встретится, надобно зацеплять. Наперед никак не скажешь, что завтра в жизни пригодится.
Отец Даля в юности начинал богословом, потом стал языковедом, библиотекарем, закончил — врачом. И в Марии Даль, конечно же, запрятаны были способности ко многим и разным трудам.
Владимиру достался в наследство от родителей талант зацеплять всякое знание. Он легко и бесстрашно менял профессии — и в каждой преуспевал.
Но это потом.
Пока же возвращается под родительский кров мичман Владимир Даль.
Он окончил корпус. Он морской офицер. Он хочет и будет служить на флоте.
Случай торжественный. Вся семья в сборе. Даже отец выглянул из своего кабинета.
Добрый сын всему свету завидище.
КОГДА СЧАСТЛИВ МОРЯК
Бьют склянки — каждые полчаса. Мерный звон рассекает время на короткие куски. Может быть, время в море идет быстрее. Или ценится дороже.
Бьют склянки. Служит моряк.
Ходит под парусами и в Измаил, и в Килию, и поближе — в Одессу, и подальше — в Севастополь, а из Севастополя ходит и вовсе далеко — в Сухум, русскую крепостцу на абхазском берегу.
Всего же охотнее моряк ходит по суше. По зеленому бульвару, повисшему над Ингулом, на крутом берегу. С бульвара видно, как сливаются реки Ингул и Буг. Вдали зеленым дымом, прижатым к земле, клубится роща. Даль кидает ружье на плечо, бродит по роще. Летом шелковица чернеет тяжелыми каплями ягод. Тропинки сини от падалицы.
Счастливые часы, проведенные на суше, проносятся быстро. В море время для Даля тянется мучительно долго. Новый — только со стапеля — сорокачетырехпушечный красавец фрегат «Флора», гордость черноморцев, приносит мичману Далю невыносимые страдания.
Над Далем смеются: моряк не любит моря! По служебным делам предпочитает ездить в тряской телеге, отбивает бока. Но Даль любит море. Ветер соленый, и быстрый бег корабля, и простор, и ядреную матросскую речь, и все новые картины, которые берег, неторопливо поворачиваясь, открывает взору. Только морская болезнь, что ни плавание, все сильнее, и уже от первых шуток волны хватает за горло мучительная дурнота.
Даль не боится тяжелой службы: стоит ночные вахты, принимает в погребе опасный груз — бочонки с порохом, пушечным, винтовочным, мушкетным, привык к тому, что судно без конца приходится скрести, чистить, мыть. Но едва начинается качка — лезут в голову невеселые мысли. В своей записной книжке Даль размышляет печально: «Не только не приносить ни малейшей пользы отечеству и службе, но, напротив того, быть в тягость самому себе и другим. Неприятная, сердце оскорбляющая мысль — надобно ждать облегчения от времени (если это возможно) или искать другую дорогу…»
Офицеры советуют подавать в отставку. Однако в отставку теперь никак нельзя. Умер отец, у Владимира семья на плечах. Надо ждать, пока подрастут братья.
Он ходит в плавания: поближе — в Очаков, подальше — в Аккерман.
Хорошо море с берега. А на воде всякое бывает. Корабль болтают волны, бьют бури. Встречаются смерчи: страшные вихревые столбы, высотою до самого неба, проносятся мимо, сокрушают все на своем пути. Даль и ужаснуться не в силах — качает.
Едва стихает, бледный и разбитый, достает из шкатулки тетрадь, заносит матросские названия смерча: «круговоротный ветер», «столбовая буря»,
