Только во дворе справа все было более-менее облагорожено: проложено подобие дорожек, деревца посажены. Слева же царил беспорядок, и двор представлял собой склад бочек и мешков. Звать никого не пришлось — из-под завалов появился неопрятный толстяк с краснющими кулаками. Точно боб фасолевый. Аж не по себе стало.
— Федор Ионыч! — махнула ему Дина.
Тот недобро покосился на нас и пробурчал:
— Что за разъезды с утра пораньше?
Я заметил, что справа приоткрылась створка окна и оттуда высунулось худое, лошадиное лицо.
— Да вот завхозу нашему помощника нашли, Марком звать. — Я уже еле держался! — Хотели узнать, вам пятак Василь обещал?
— Не ему, а мне! Опять все напутал! — запротестовала лошадиная морда.
— Мне, верно все! — Лысый сделал вид, что не услышал, а сам одним глазком глянул мне за спину. — То бишь на тачку новую, муку возить!
Дверь дома напротив открылась, и оттуда вылетел долговязый спорщик.
— Вы его не слушайте, то мне на рассаду! Только я в селении особый сорт огурцов выращиваю, экспериментальный! — твердил он с видом знатока.
— Слышь, ты, — у лысого лопнул пузырь терпения. — Страх потерял?
— Это ты врешь и не краснеешь!
— Молодые… эээ… люди… — В их случае прозвучало как комплимент! — Давайте решим вопрос мирно! — Я аккуратненько сполз с телеги, предчувствуя исход.
— Все себе тащишь! — Лысый закатал рукава, оголив грубые ручища. — Еще и на мою Дуняшу заглядываешься!
— Это ты у меня горшки воруешь! — парировал долговязый. — А на честного человека клеветать не смей!
— Думал, я не прознаю, что ты в окно подглядываешь, когда она переодевается? А, морда ты лупоглазая?! — Занеся кулак над головой, толстяк с ревом понесся на соседа.
— Бобчинcкий с Добчинским дерутся! — заверещал кто-то.
Я оказался меж двух огней. На помощь никто не спешил, а на меня стремительно летела разъяренная туша. Под рукой не было ничего, кроме… недоеденного пирожка. Ну, жалко было выкинуть!
В следующее мгновение я впихнул его в разинутый рот мужика. Тот остановился в шаге от меня, не понимая, что зажато меж зубами.
— Ты фо, хусь лапфатый?! — Он с трудом выплюнул пирожок, который тут же прилетел в лицо соседу. — Ты что мне в рот суешь?!
Не успел я и глазом моргнуть, как меня схватили за шиворот и толкнули обратно в телегу. Приземлившись с удивительной точностью прямо в центр, я вцепился в борты и зашипел:
— Что глазами хлопаешь?! Трогай!
— Некуда!
Тут я заметил, что с других домов к нам сбегались все, кому не лень! Дети, бабы с коромыслом, несколько парней, по пути запрыгивающих в сапоги…
— Ишь, в рот он мне пихает! Тоже батогов захотел?! — взревел боб на ножках, замахиваясь на меня.
— Мама мия… — только и успел сказать я.
— Уже открыто в лицо плюет! Диавол!
В считанные секунды толстяк был остановлен лошадиной мордой. Да как оригинально! Долговязый, превосходя в росте, но никак не в массе, каким-то чудным образом запрыгнул на него сзади и впился зубищами в плечо. Лысый, не ожидая, так и повалился в грязь. Перекатившись и прижав пузом (по-другому не назовешь!) противника, он стал тузить его без пощады.
— Феденька-а-а-а! — Из дома толстяка прямо в исподнем выбежала женщина.
— Федор Ионыч! Кондратий Афанасич! — опомнилась рыжая, соскочив с телеги.
— Мой пятак! — орал Кондратий. Ловко извернувшись, он оказался поперек толстяка. Хвать его за ногу, да ка-а-ак сжал зубы!
— Моя Дуня-я-яша-а-а-а! — взвыл противник.
В мягкое место мне вдруг что-то уперлось.
— Твоя! Не нужен мне никто, Феденька-а-а! — вмешалась в дуэт та самая Дуняша, молотя толстенной косой без разбору то одного, то другого.
Как говорится, сherchez la femme… Хотя, по-моему, я шерше кое-что другое. Кое-что понужнее!
— Кто первый остановится, тому дам не медный пятак, а золотой! — вскочил я, размахивая завалявшейся монетой. Какая привычка полезная — деньги в карманах забывать!
Все, от мала до велика, уставились на меня. Крепкие объятия толстого и тонкого, больше напоминавшие не драку, а нечто другое, расцепились.
— Я первый! — подбежал ко мне запыхавшийся Кондратий.
— Еще чего! Ты меня башмаком пнул, когда вставал! — снова замахал кулаками раскрасневшийся толстяк.
— А ну! Цыц! — Я поднял монету над их головами. Дуняша и вовсе дышать перестала, глядя, как поблескивает золотишко. — Оба хороши. Первый и последний раз вам предупреждение! Чтоб больше такого не было у меня тут! — вошел я в роль. — Поделите как-нибудь между собой.
Монета приземлилась аккурат в дрожащую руку Добчинского.
— Делить сказано! — вырвал ее Бобчинский, решив попробовать на зуб.
— Дай сюда, дурень! — забрал монету долговязый и попытался сломать ее руками.
Бабы с "задних рядов" смотрели так, что аж вода из ведер выливалась. Управа на народ найдена! Главное, чтоб этот золотой не был последним…
— Уходим, — взяв под руку девку, усадил ее в телегу. — Они тут еще долго возиться будут.
— Нашелся делач! — хмыкнула она, но с места мы тронулись.
— Может, к Вакуле пойдем, он поделит? — донесся до меня вопрос толстяка.
— Нет, он еще и себе затребует, за работу! — не терял надежды долговязый.
— А вот нам к Вакуле не помешало бы заехать, — сказала Дина, вновь куда-то заворачивая.
Минут через десять телега остановилась около небольшой каменной постройки. Из приоткрытой двери слышались тяжелые удары по металлу.
— Еремей! — первой в кузницу заглянула рыжая. Я топтался сзади. Надо бы таксистку развернуть после Вакулы, полно на сегодня добрых дел!
От горна внутри стояла ужасная духота. В середине, за наковальней, гремел молотом настоящий великан. Под рубахой перекатывались рельефные мышцы. Спина громилы в ширину запросто могла вместить двоих, как я. Кучерявые волосы взъерошились, со лба стекал пот. Лицо и руки были черными от сажи.
— О, Динка! — встрепенулся мужик. — Прости, не приметил сразу. Подковы срочно на замену понадобились…
— Да мы ненадолго, — заверила она. — Мы с новым помощником завхоза, Марком, познакомиться пришли…
Я будто набрал в рот воды, потому активно закивал. Такой, если осерчает, кулаком в лепешку превратит. С первого попадания!
— И узнать, тебе Василь крышу обещал починить?
— Давным-давно уже сам сделал, — мотнул головой громила и задумчиво потеребил длиннющую бороду. Боюсь представить, кто в ней водился… — А вот что он мне точно обещал, так это наладить торговлю с городом. Работы у меня всегда край непочатый, а денег мало… — Тут он оценивающе посмотрел на мои брюки.
— Ере-е-ема! — с улицы послышался мелодичный голосок.
Дверь вновь приоткрылась, и на пороге показалась прекраснейшая особа. До чего же хороша была, чертовка! Крепко сбитые бедра, иссиня-черные локоны, спадающие на пышные груди и осиную талию… А глаза — две блестящих льдинки. Губки алые, щечки розовые…
— Ой, у тебя гости? — смутилась она, встретившись со
