и поклонился. — Но вообще-то каждый художник видит мир по-своему, — добавил он справедливости ради. — Стало быть, имеет право отступать от канонов, экспериментировать. Почему нет?
— Эксперименты, сэр, сплошь и рядом плохо заканчиваются, — назидательно сказал Мориер. — И вы, русские люди, знаете о том лучше других.
— Почему же?
— Вспомните своего императора Александра Второго, упокой Господи его душу. Освобождение крепостных крестьян — благое дело. В цивилизованных странах низшие сословия уже давно сбросили путы рабства. Либеральные послабления в общественной жизни и подготовка конституции сами по себе тоже прекрасные начинания. Но чем закончилось в России? Бомбами народовольцев и гибелью самодержца. Так и до революции недалеко. А если бы император правил страной традиционно, по примеру отца и деда, лишь понемногу отпуская вожжи, всё было бы по-другому. Вы согласны, мистер Белозёров?
Увы, доля истины в словах посла была. Не секрет же, что покойный император на излёте жизни и сам жалел, что поторопился с общественными преобразованиями. Но соглашаться с послом не хотелось, — напротив, разбирало желание осадить британца и посоветовать не лезть в чужой огород. И если бы не инструкции полковника Ефимова, Сергей кое-что послу сказал бы. Но теперь он лишь развёл руками и слегка улыбнулся.
— Россия… Не можем без крайностей, — сказал он, словно извиняясь. — Опять же от цивилизованных стран отстаём, что уж там. В Англии с Францией революции уже позади, а у нас, может быть, ещё впереди. Не дай бог, конечно.
Крайтон медленно повернул голову в сторону Сергея, льдисто блеснув моноклем.
— К счастью, нынешний император правит жёсткой рукой и вряд ли повторит ошибки родителя, — заметил он. — Насколько можно судить, революционное подполье в России разгромлено и больше не представляет опасности. Страна полностью стала на консервативные рельсы, и это нисколько не мешает её развитию. Новые заводы и железные дороги, твёрдые финансы, внутренний порядок и общественное спокойствие… Великобритания впечатлена, сэр.
«Настолько впечатлена, что плетёт заговор против государя…» Сергей мимолётно пожалел, что нельзя дать Крайтону по сопатке, — в лучших гусарских традициях. Вместо этого сделал задумчивое лицо.
— Так-то оно так… Заводы, фабрики, финансы, — это всё хорошо. Урожаи опять же из года в год растут. А вот насчёт внутреннего порядка и разгрома подполья… тут ещё бабушка надвое сказала. Я бы, к примеру, не был так уверен.
Выслушав быстрый перевод Фитча, посол пожевал губами.
— Что вы имеете в виду, мистер Белозёров? — спросил он.
— Ну, как же? А покушение на государя? Ну, Ульянова с Генераловым?
Посол пожал квадратными плечами и вытер рот салфеткой.
— Агония народовольцев, я полагаю, — спокойно произнёс он. — Последние судороги, и ничего больше. К тому же ваша тайная полиция прекрасно справилась с делом, заговорщиков схватили и наказали.
— Тогда — справилась. А вот прошлой осенью, похоже, не справилась.
Фитч удивлённо посмотрел на Сергея.
— О чём вы, мистер Белозёров?
— Я о крушении царского поезда в октябре, — многозначительно сказал Сергей.
Мисс Элен быстро перевела. В столовой повисла тишина. Фитч переглянулся с послом и решительно произнёс:
— Не понимаю. Я своими глазами читал в ваших газетах отчёт комиссии Кони-Витте. Там чёрным по белому написано, что причиной крушения стало превышение скорости движения, низкое качество железнодорожного полотна… ещё что-то в этом духе. Причины чисто технические, никакого криминала. При чём тут полиция?
— Эх, мистер Фитч… В газетах много чего пишут, да не всему верить надо.
В разговор вступила мисс Элен. Улыбнувшись, девушка положила ладонь на руку Сергея и слегка сжала.
— Вы сегодня такой таинственный, Сергей Васильевитш, — сказала она с чрезвычайно милым акцентом. — Почему мы не должны верить отчёту комиссии?
— Отчего же, — в технической части верить можно. И скорость превысили, и дорожное полотно с изъянами… Но мне один человек как-то сказал, что главной причиной крушения был взрыв. Кто-то подложил бомбу в царский поезд. Вот он с рельсов-то и сошёл.
Заговорить с англичанами о взрыве в царском поезде попросил Ефимов. Важно было посмотреть, как дипломаты отреагируют. После диверсии прошло пять месяцев, эхо взрыва улеглось в прямом и переносном смысле. Британцы наверняка были уверены, что покушение, пусть и не удавшееся, сошло им с рук, никому ничего не известно. И вдруг такая новость… «Запустим им ежа в штаны, — недипломатично выразился Ефимов. — Пусть поволнуются, пусть начнут гадать, о чём известно полиции…» — «А что это нам даст?» — спросил Сергей. «Как минимум, умерят прыть, — хотя бы на время. А вообще-то, когда враг дёргается, это хорошо. Хуже, когда он работает спокойно и системно. Вот как сейчас… пока».
Выдав сообщение, Сергей откинулся на спинку стула, зорко следя за произведённым эффектом.
Был эффект, был. Мисс Элен всплеснула руками и произнесла известное Сергею выражение «O, My God!» На лице мисс Канингем проступил испуг. Но это ладно. Интересовала главным образом реакция Фитча. А она была очень даже любопытной. Он обменялся с послом быстрыми взглядами, и если Сергей не путал, то было в этих взглядах не только естественное удивление, — тревога была самая настоящая. На мгновение губы англичанина нервно сжались, густые брови насупились.
Прерывая затянувшееся молчание, посол откашлялся и произнёс:
— Удивительно… А вы сами в это верите, мистер Белозёров?
— Ну, как сказать… Так-то о чём только не болтают, — откликнулся Сергей с видом простодушным и многозначительным одновременно. — Но вообще-то человек, рассказавший мне о взрыве, вполне серьёзный. И шутить не любит, и брат в корпусе жандармов служит. От него и узнал. Приятель мой, может, и не рассказал бы, но выпили мы в тот вечер изрядно, потому и разговорился… В общем, лично я склонен верить. У нас царские поезда сами по себе, слава богу, ещё под откос не падали.
— Но в газетах о том не было ни слова, — заметил пресс-атташе Харт.
Сергей хмыкнул.
— Вы по своей-то прессе не судите, — посоветовал он. — Это вашим газетам рот не заткнёшь. А нашим очень даже можно. Особенно если за дело взялась полиция и не хочет шума. Быстренько редакторам объяснят, о чём писать, о чём не писать. Так что если газетчики чего и накопали, то будут молчать до особого распоряжения.
— Да, неожиданный поворот, — сказал Фитч, жёстко щуря глубоко посаженные глаза. — Кто бы мог подумать… Но, если так, кто же злоумышленники? Ваш приятель об этом что-нибудь сказал?
— Да он сам мало что знает. Сказал только, что работали народовольцы, кто же ещё? Не всех, стало быть, переловили да перевешали. Ну, ничего, — полиция разберётся. Она у нас всякая разная, но уж если след взяла, рано или поздно докопается. И, может, революционный чертополох наконец с корнем выдерут.
На
