Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
ситуацию с трактатом Ульриха Молитора, также часто публиковавшегося в составе дополнительных подборок к тексту Malleus Maleficarum, поскольку авторы этих двух книг фактически конкурировали из-за экспертного статуса в делах о колдовстве в австрийском городе Инсбрук.
Единственный известный случай перевода (частичного!) Malleus Maleficarum с латыни на европейский язык, относящийся к раннему Новому времени, обнаружила польский историк В. Выпорска[93]. В 1614 г. увидел свет перевод второй части этого сочинения под названием Młot na czarownice, выполненный Станиславом Зомбковичем (Stanisław Ząmbkowicz). Как отмечает исследовательница, остается только гадать, почему переводчик, будучи юристом, не стал переводить третью часть трактата, посвященную юридическим процедурам. Косвенно это указывает на то, что в качестве руководства для судей Młot na czarownice не использовался. Также не известно упоминаний польского перевода трактата ни в приговорах ведовских процессов, ни в позднейших сочинениях о злонамеренном колдовстве (maleficia) местных авторов.
Титульный лист второго тома Malleus Maleficarum. Лион, 1615 г. Издатель — Пьер Ландри
Титульный лист Młot na czarownice Станислава Зомбковича. Краков, 1614
Вторая часть сочинения «брата Генриха из Шлеттштадта» могла рассматриваться как занимательное чтение в силу своего сенсационного содержания, но не как источник сведений в области права. В. Выпорска также указывает, что польский перевод включал также Formicarius Иоганна Нидера и De Laniis Ульриха Молитора. К сожалению, польский историк не уточняет, перевел ли С. Зомбкович эти два трактата полностью или же только частями. Последнее наиболее вероятно, если принять во внимание объем сочинения Нидера, мало уступавшего в этом Malleus Maleficarum. Сам выбор этих книг для перевода на польский подтверждает их особое положение для демонологии как специфической сферы мысли раннего Нового времени. Отметим тут же, что Польша не знала значительных ведовских процессов, во всяком случае — сопоставимых с теми, что имели место в Священной Римской империи германской нации. В. Выпорска в своем исследовании приводит данные по исторической области Великой Польши, согласно которым с начала XVI и до XIX в. светскими судами было расмотрено 225 дел с более чем 460 обвиняемыми[94]. О ситуации в отдельных городах региона мы можем судить на основе статьи М. Остлинга, которая демонстрирует пик преследований в последней четверти XVII — начале XVIII столетия, при том что в каждой отдельной местности цикл от начала и до конца всегда охватывал около двадцати лет[95].
* * *
Как я уже писал выше, начиная с издания Николая Бассея 1580 г. трактат Инститориса начинает обрастать дополнениями в виде текстов других авторов. В этом можно было бы увидеть постепенную утрату оригинальной концепции, если б не одно обстоятельство, присущее этой книге изначально.
По целому ряду вопросов, таких как магические путешествия, превращения, инкубы, позиция Инститориса существенно отличалась от взглядов Иоганна Нидера. Но при этом «брат Генрих из Шлеттштадта» всячески старался подчеркнуть свое почтительное отношение к предшественнику. Последнее выражалось в масштабных заимствованиях, часто включающих значительные фрагменты текста со справочным аппаратом или блоки exempla. С другой стороны, Malleus Maleficarum демонстрирует совпадения с тезисами итальянских доминиканцев, писавших о колдовстве, — прежде всего Иеронима (Джироламо) Висконти.
Современному читателю может показаться странной ситуация, когда на страницах Malleus Maleficarum соседствуют противоречивые истории и высказывания относительно реальности того или иного вида злонамеренного колдовства (maleficia). Однако то, что этот случай не является единственным в своем роде, говорит о специфическом подходе автора трактата.
Позиция Генриха Инститориса в этом вопросе демонстрировала логическое противоречие. С одной стороны, он заявлял преемственность собственных построений по отношению к своему именитому предшественнику, что подкреплялось большим количеством обширных цитат из «Муравейника». С другой же стороны, на страницах Malleus Maleficarum присутствуют тезисы и отдельные experienia (примеры из инквизиционного опыта) в пользу реальности подобных преступлений злонамеренного колдовства.
Эта ситуация представляет значительный интерес, поскольку позволяет охарактеризовать степень преемственности в интерпретации преступлений ведьм в демонологических сочинениях, авторы которых относятся к разным поколениям. Если использовать латинскую терминологию, речь идет о процессе translatio studii, передачи знаний определенного рода в рамках отдельной сферы знаний.
В связи с этим я хотел бы обратиться к предложенной Р. Кикхефером интеллектуальной модели т. н. парадигмы Лозанны, под которой им подразумевается «мифология ведовства, сложившаяся в западной Швейцарии и прилегающих к ней территориях» и включающая в себя специфический набор признаков, характеризующих предполагаемые преступления ведьм в ранних процессах[96].
Сам американский историк скептически оценивает устойчивость данного стереотипа, поскольку содержание инкриминируемых преступлений в сопредельных регионах демонстрировало тенденцию к изменчивости отдельных компонент. Как пример неустойчивости «классической парадигмы» колдовства Р. Кикхефер приводит именно интеллектуальную ситуацию вокруг Malleus Maleficarum. Он отмечает, что, несмотря на значительные заимствования из сочинения Нидера, известные нам сведения об инквизиционной активности Генриха Инститориса демонстрируют мало общего со стереотипами ранних демонологических трактатов[97].
Другим фактором развития демонологии исследователь считает формирование региональных альтернатив «классической парадигме» (т. е. локальных представлений о колдовстве в итальяноязычных регионах) и в этой связи упоминает сочинение Висконти. Однако Р. Кикхефер не усматривает сюжетных параллелей в сочинениях брата Иеронима и демонологических изысканиях немецкого инквизитора[98].
В свою очередь Генрих Инститорис всячески стремился показать свою осведомленность относительно преследований ведьм по ту сторону Альп. Для этого он использовал образ «нашего товарища, инквизитора из Комо», имени которого нигде на протяжении книги не называл.
Г. Ерошек увязывает знакомство с деятельностью «инквизитора из Комо» с путешествием в Рим для получения буллы Папы Иннокентия VIII Summis desiderantes affectibus.[99] Было еще несколько поездок Инститориса до этого во время понтификата Сикста IV. Путь его пролегал через провинцию ордена проповедников Ломбардия, и, по всей видимости, «брат Генрих из Шлеттштадта», повинуясь дисциплине, должен был останавливаться преимущественно в доминиканских конвентах. В этом случае перед ним открывалась возможность обменяться мнениями с братьями по всем самым злободневным вопросам, включая колдовство (подробнее на этом эпизоде я остановлюсь в Главе 2.1).
Можно предположить, что коммуникация носила по преимуществу устный характер, когда на словах передавались самые важные сведения. Например, новости относительно ведовских процессов или содержание книг, написанных и обсуждаемых в конвентах ордена проповедников. Три сохранившихся ранних списка «Книжицы» Иеронима Висконти, о которых я уже писал выше, позволяют нам сделать соответствующее предположение.
Наиболее вероятно, что упоминаемый в Malleus Maleficarum «инквизитор из Комо» оказался своего рода собирательным образом, риторической конструкцией, созданной «братом Генрихом» для того, чтобы отразить взгляды итальянских доминиканцев на природу злонамеренного колдовства (maleficia). Объединяя в рамках одной книги высказывания Иоганна Нидера, «инквизитора из Комо» и свои собственные (и затушевывая противоречия между ними), «брат Генрих из Шлеттштадта» фактически
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
