я без устали доставала врача расспросами о своем самочувствии и домашнем предписании. На удивление, вместо нервов и раздражения меня встретила его титаническая расслабленная ухмылка:
— Более чем. Анализы в норме. Вы удивительно быстро восстанавливаетесь…
Доктор не произнес этого, но в его карих глазах отчетливо читались мысли: «Заживает все, как на собаке!» Кто бы мог подумать, что сложное детство и закаленный в те времена иммунитет поможет в будущем пережить угрозу выкидыша.
— Возможно, — все же не удержалась я, — мне стоит еще недельку переждать в больнице? Ведь если вдруг что-то…
— Каролина, — пожав мою руку в ответ, старик по-отечески покачал головой, — милая моя, все будет хорошо. Вы почти достигли середины срока вынашивания, насладитесь последними месяцами по полной. Кто знает, захотите ли вы еще детей?
— Захочу, — вырвалось с губ прежде, чем успела осмыслить свои слова. Ведь мой первенец не был запланирован, рожден от отца мужа в порочных отношениях, осуждаемых всеми вокруг. Люди, следящие за жизнью Орловых пристальнее своих, никогда не одобрят нашу связь и не станут вдаваться во все «но». «То, что я хочу еще детей, не значит, что я хочу их от Орлова!» — была тверда мысль внутри.
— Захочет, — одновременно с моим ответом позади прозвучал голос Владимира. Я обернулась и удостоверилась, что мужчина давно устроился позади, изображая одного из своих амбалов. Его рука мягко упала на плечо, но я все же несдержанно прогнулась. Не из-за физической тяжести, а моральной. Будто Орлов был уверен: у нас двоих родятся еще совместные дети.
— Что же, — доктору только и оставалось, что радостно всплеснуть руками, — я очень рад за вас, дорогие! Удачи дома и без происшествий, идет?
— Будет сделано, — отрапортовал Владимир деловым тоном, а после с удивительно ослепительной улыбкой пожал Василькову руку. — Спасибо вам, док. Вы спасли мою семью!
Орлов поднял меня на руки чертовски быстро, не давая времени осмыслить происходящее и не позволить ему сделать этого на глазах у сотни работников и пациентов частной больницы. От центрального входа до огромного буса нам следовало пройти расстояние в десять крупных ступенек и брусчатку из пяти крупных камней.
— Я бы справилась сама, — шепотом прокричала, задыхаясь от неловкости.
— Не сомневаюсь, — без капли колебаний выдохнул мужчина прямо в губы, а уже спустя секунду я сидела в широком и комфортабельном кресле заднего сидения, оборудованного специально для беременной женщины. Под сидением выезжала подставка с массажером, на которую следовало закинуть ноги при усталости, а мягкая спинка позволяла совершенно не чувствовать натяжения ремня безопасности, когда Владимир пристегнул меня к нему, располагалось напротив, — но мне так спокойнее, Каролина.
Машина двинулась с места, а я с тоской смотрела на окно палаты, где обосновался Марк. Орлов разрешил наведать его лишь раз и только при личном присутствии Босса. Доктор запрещал стрессы, и мужчина считал состояние Марка главным из возможных. Мой почти что бывший муж все так же лежал в постели, как и недели назад. Ничего не менялось, он словно застыл во времени.
— То, что я сказала тебе в палате о Марке… — наконец решилась произнести я, бросив на Орлова краткий взгляд украдкой из-под опущенных ресниц. — Это может быть ложью. Как и многое, что делала и говорила Валентина.
Мужчина напротив сделал краткий вдох, тяжелый и надрывный. Он ощупал карманы, явно в поисках сигарет, а после словно вспомнил о чем-то важном, отряхнулся, кратко отчеканив:
— Забудь. Уже не важно.
И все же я позволила себе изучить явное смятение, раздраженность и недовольство брюнета, удивленно ахнув:
— Ты ведь все проверил. Не так ли?
— Каролина, — брови его опасно вздернулась, знакомо вызывая мурашки и непременное желание склонить голову, — тема закрыта. Когда ты будешь начинать ее снова — я стану злиться. Нам обоим этого не нужно.
— Но… — любопытство съедало изнутри, как и чувство справедливости. Ведь именно я принесла Боссу эту новость, а теперь он в наглую игнорировал этот «не важный» факт. И все же нервов на ближайшее будущее нам обоим хватило, потому что задумчиво отвела взгляд, кратко рассмеявшись. — Могу я тогда кое-что спросить?
— Все, — прозвучал резкий ответ. — Кроме темы с Марком.
— Все вокруг: Марк, Валентина, персонал и даже близкие друзья на свадьбе звали тебя Владимир. Но наедине Валентина называла тебя Влад, а доктор — Вова. А еще я слышала, как фельдшер один раз назвал тебя Володей, а медсестры в личной беседе — Дима, что вообще взорвало мне голову… — я ждала хоть какой-то реакции, но Орлов лишь сжал губы, давя смешок, заставляя-таки вздернуть руки в полном непонимании. — Ты никого не исправляешь! Каждый из них думает, что прав!
— Девочка, — пожал плечами тот, в глазах мужчины горел такой ценный для меня мальчишеский смешок, редкий и спокойный, — я не вчера родился и уже смирился с тем, что у каждого свое видение моего имени. Это… Забавляет, не более.
— Да, но… — пощелкав пальцами в воздухе и прикусив губу, я увидела, как жадно Орлов ловит мои жесты с поволокой потемневших глубин. — Как нравится тебе самому? В этом ведь дело. У каждого свое виденье, но именно твое мнение в данном вопросе решающее.
— Каролина, не поверишь, — брови брюнета взлетели на лоб, — это единственный вопрос в моей жизни, не имеющий для меня никакого значения.
Мы ехали в кромешной тишине долгое время, пока я задумчиво рассматривала Орлова, пазлы в голове наконец сложились. Не выдержав террора, Владимир первым вопросительно скривился. «О чем ты думаешь?» — отчетливо читалось по его мимике, иногда поражающей меня своей подвижностью, а порой — каменностью.
— Мы ведь безумно похожи, Владимир, — резюмировала я, скорее для себя, чем желала делиться с мужчиной. — У нас разные истории, мы родились в разные эпохи. Ты мальчик, я — девочка, и все же… Я вижу в тебе свое отражение.
Он долго смотрел на меня в недоумении, а после рассмеялся. «О
