министерство по поручению короля уже готовило для внесения в ландтаг проект реформы, послышались на улицах баварских городов те клики «геп-геп», которые послужили сигналом к погромам в различных городах Германии (выше, § 2). Когда в августе 1819 г. немецкие лавочники в Вюрцбурге и Бамберге громили своих еврейских конкурентов, они этим хотели запугать и евреев и правительство призраком «народной мести» в случае дарования равноправия. И цель была достигнута: правительство отложило предположенный пересмотр архаических законов о евреях. Напрасно представители еврейской общины в Мюнхене объяснили в своей петиции королю (1821), что именно правовое неравенство евреев является причиною презрительного отношения к ним и насилий со стороны христианского населения, — напуганное погромами правительство прислушивалось не к их голосу, а к голосу «улицы». Не подействовали и обещания еврейских петиционеры, что «израэлиты готовы принести величайшие жертвы» для реформы своего внутреннего быта в духе современной цивилизации. В ответ на запрос президиума ландтага, скоро ли будет готов обещанный законопроект о евреях, министерство ответило, что оно не находит своевременным пересмотр старого законодательства и полагает, что евреям «открыты еще пути постепенного вступление в гражданскую жизнь», если они будут дальше преуспевать в «начатом образовании». Это значило: пусть стараются заслужить равноправие в будущем, но пусть не рассчитывают на него в настоящем.
И евреи старались. Некоторая часть их отошла от односторонних торговых занятий к ремеслам и сельскому хозяйству; еврейские школы усердно онемечивались не только по языку, но и по программе преподавания; немецкие гимназии и университеты наполнились евреями; появились ученые, адвокаты, врачи — но кафедры университетов, государственная и общественная служба были для них закрыты. И когда наступил момент общего политического пробуждения — 1830 год, в еврейском обществе накопилось уже достаточно энергии дня борьбы за право. В 1831 г. еврейские общины Фюрта, Ансбаха и Вюрцбурга подали баварскому ландтагу петицию, в которой звучал тон протеста: «50 тысяч жителей государства, несущих все повинности и исполняющих все гражданские обязанности наравне с христианами, все еще лишены не только гражданских нрав, но и важнейших, священных и неприкосновенных человеческих прав, лишь потому, что они исповедуют религию, которая является матерью христианства... 50 тысяч жителей стонут под гнетом жестоких и несправедливых законов, изменение и отмена которых торжественно обещаны 12 лет тому назад. Неотчуждаемым правом человека является право иметь свое отечество, развивать свои духовные и физические силы, владеть собственностью, приобретать оседлость, вступать в брак, воспитывать детей и оставлять им в наследство отечество, родной очаг и обеспеченное пользование человеческими правами. Но там, где приказано уменьшать число семейств, где их размножение запрещено и право оседлости ограничено лишь некоторыми местами, — там наши дети не имеют отечества, собственности, профессии; там они осуждены оставаться безбрачными, отрекаться от прав личных и семейных, гибнуть физически и нравственно...».
Все эти петиции рассматривались в особой комиссии ландтага, а 5 ноября 1831 г. в баварской палате депутатов происходили горячие прения по еврейскому вопросу. Докладчик комиссии, д-р Ланг, поддерживал петиции евреев, приводя в их защиту ряд принципиальных доводов о существе правового государства, несовместимого с угнетением определенной группы граждан. Он предложил палате резолюцию: просить короля о немедленном пересмотре законов, касающихся евреев, и о скорейшем представлении ландтагу законопроекта, основанного на началах равенства граждан. Вместе с этой резолюцией докладчика была доложена резолюция меньшинства комиссии, требовавшая «удовлетворения обоснованных жалоб еврейства и облегчение их гражданского положения» лишь под условием, чтобы «последователи Моисеевой религии отказались от Талмуда и перенесли празднование субботы на воскресенье». Эта возмутительная формула, требовавшая от евреев религиозных уступок взамен гражданских, была отвергнута голосами всех депутатов против одного. Ряд ораторов выступил в защиту равноправия. «Превратите конституцию в правду! — восклицал депутат Кульман. —Теперь этого нет. Конституция говорит о свободе веры, а вы допускаете угнетение евреев; она требует полного равенства перед законом, а вы даете это равенство евреям только по части обязанностей». Депутаты указывали на быстрое увеличение числа евреев, занимающихся ремеслами и земледелием вместо мелкой торговли или получивших высшее образование и подготовленных к свободным профессиям. Палата единогласно приняла резолюцию, предложенную Лангом, и в ответ на это получила обещание от правительства, что «будет предпринят всесторонний пересмотр законов и распоряжений, касающихся евреев».
Решение баварского ландтага вызвало ликование в рядах борцов за эмансипацию. Риссер, написавший по этому поводу горячую статью, заявил, что день 5 ноября 1831 г. сделается такою же эрою эмансипации для германских евреев, как 27 сентября 1791 года для французских. Но радость оказалась преждевременною. Осуществляя обещанный «пересмотр», баварское правительство увлеклось самим процессом этой работы, забыв о ее цели. Оно направило свои изыскания не столько на социальное положение евреев, сколько на их внутренний быт, общинный строй и даже религиозные верования. С немецкою основательностью собирались сведения о всех сторонах жизни евреев, и эта официальная анкета, заняла больше трех лет. Когда сведения уже были собраны, правительство остановилось перед «большим затруднением»: оказалось, что в еврейских общинах борются различные религиозные течения, что ортодоксы и реформисты расходятся в понимании задач иудаизма, — а потому необходимо до выработки законопроекта о равноправии установить, возможна ли реорганизация расколотых еврейских общин. В ноябре 1835 г. министерство внутренних дел разослало провинциальным властям циркуляр, в котором указывалось, что ввиду разногласия среди евреев относительно религиозных догматов, богослужения, воспитания и вообще «церковного строям (kirchliche Verfassung), необходимо созвать во всех округах королевства еврейские «церковные собрания», для установления однообразного устройства еврейских общин и объединения их под высшею «церковною властью», стоящею под контролем правительства.
В первые месяцы 1836 года состоялись окружные съезды представителей еврейских общин в различных городах Баварии: Вюрцбурге, Байрейте, Ансбахе, Аугсбурге, Шпейере, Регенсбурге и Мюнхене. В собраниях участвовали раввины, школьные учителя, именитые купцы; общее число делегатов во всех округах превышало 400. Тут были представлены все партии, но большею частью тон задавали реформисты из раввинско-учительской группы, которые ухватились за вмешательство власти в религиозную жизнь с целью легализации своих нововведений. Собрания происходили в каждом округе под наблюдением правительственного комиссара. Им был представлен на разрешение длинный ряд вопросов, выработанных в каждом округе местной христианской администрацией в меру ее богословекого разумения. Вопросы касались источников, догматов и обрядов иудейской религии, организации общины, раввината и школ. Попадались весьма курьезные вопросы: признает ли еврейское вероучение догмат «божественной Троицы, основанный на Пятикнижии»? Считают ли евреи только себя потомками Адама и Евы? Что подразумевается под словами «Goi» или «Sabbat-Goi»? Возможно ли перенести празднование субботы на воскресенье? Обязателен ли авторитет Талмуда? Многие вопросы вызвали страстные прения в собраниях. Разногласие между ортодоксами и реформистами отразились в ответах правительству.
