низкорослая, широкая. Они как будто слились друг с другом, оба неспешные, спокойные.
Не успел Саша выйти из машины, чтобы наломать веток под колеса, старик дал знак ему: сиди, мол, нечего рыпаться. И сразу же даже не поднял руку, а неуловимым движением указал на нас кому-то сзади: вытаскивай этих бедолаг. За какие-то три-четыре минуты мы оказались на твердой дороге: выскочил из машины молодой чеченец, который ехал за нами, привязал трос, вытащил нас на ровное место и тут же умчался. Старик наблюдал, сидя на своей послушной лошадке, а выполнив доброе дело, тут же опять двинулся дальше так же медленно, как и раньше. Я махнула ему рукой, улыбнулась, Сашка посигналил, и он в ответ чуть наклонил голову.
– Меня заинтересовало, знаешь что: не то, что нас вытащили быстро очень и даже не то, что тащили нас двое, всадник как будто тоже. А я думаю, знаешь о чем? Ясно, что дед на лошадке чеченец. Но… Так и представляется, что он едет не по лесной дорожке, а тихонько, размеренно по бесконечной казахской степи. Наверное, он дольше других жил в Казахстане.
Только не хватало пения о том, что он видит по дороге. А может быть, мы не слышали?
*****
Закончилась моя смена в детском саду и надо было, как всегда торопиться, чтобы успеть пораньше домой в Старую Сунжу, ведь ехать-то с тремя пересадками. Дорога не очень тяготила меня, потому что в сумке всегда была книга. Пришла уже к остановке трамвая и только хотела почитать, но не успела, так как все мое внимание привлек человек на остановке. Он смотрел на цветущие вишни. Растут себе группками небольшие деревца и ослепляют белизной все вокруг.
А старый человек не отрывал от них глаз. Такое лицо было у него! Оно светилось таким тихим восторгом, что я постеснялась доставать из сумки книгу и заняться привычным делом. Тоже стала любоваться пушистыми кронами этих храбрецов, не боящихся ни близких химических заводов, ни тряски земли от грохочущих трамваев.
Тайком любовалась и лицом моего попутчика. Такие лица были у интеллигентов еще до революции или … в прошлом веке. Худой, очень прямая спина. С затаенной лаской он смотрел на белое вишневое кружево. Перевел взгляд на меня и вдруг заговорил:
– Простите, девушка, а вы не замечали, как долго цветут вишневые деревья?
– Наверное, 5 – 6 дней, – подумала я вслух.
Он чуть заметно улыбнулся, задумчиво покивал головой.
Цени всю красоту вокруг себя, главное, умей находить ее везде, радуйся ей! Пока живешь. Так я поняла этого необычного удивительного старика. Не решилась, не посмела я поговорить с ним. К сожалению, не решилась. А расспросить бы о его жизни, все равно, что книгу прочитать. Это была бы захватывающая история. И, кажется, печальная… *****
Я упустила случай написать рассказ о пожилой женщине, с которой мы подружились в санатории. « Написать рассказ», образно говоря, это выражение витало в мыслях или воздухе у всех нас кроме Саши. Все писали «Книгу». Какую-то Книгу… Так она и повисла в воздухе…
Когда я на старости лет придумала: не писать же автобиографию, а по заголовкам в одно слово пройтись по всей моей беспокойной и вольной жизни, бесценными были бы воспоминания пожилой, одинокой женщины об ее судьбе.
Она рассказывала, а я слушала. Но не записала даже ее единственное письмо от молодого мужа с фронта. Только отгуляли свадьбу, и ее любимый ушел на войну. Успел до гибели прислать одно письмо. Она жила и старилась одиноко наедине с этим дорогим письмом. Мы сидим в ее комнате, и она бесстрастно читает наизусть это ласковое послание ее мужа, этот единственный подарок, который успел сделать молодой муж своей любимой жене, совсем в недавнем прошлом его девчонке-невесте.
*****
Мне шептала на ухо вездесущая Машка.
– Заметила девчонку, которая кормила нас ужином?
–Еще бы ее не заметить! Стройненькая, белокурая с огромными темно-синими глазищами. А кожа на лице прямо прозрачная, как у принцессы! А миски наполняла – в руках не удержишь! Быстро-быстро управлялась.
– Так вот, слушай: историки говорили о ней, не поверишь, отец у нее очень большой начальник в городе, а она не просто на целину поехала, а испытать себя – выдержит ли самую трудную работу. Взялась кашеварить, потому что все отказались от этой работенки. Мы вчера матрацы и
подушки набили да и завалились спать после ужина. А она только за полночь улеглась прямо на соломе. А утром ее и след простыл… Тогда кто-то помог ей устроить постель.
– Тут главный над сараем-бараком бегает, что, он не дал ей помощников?
– Почему? Дрова ей рубят, дежурные есть, картошку чистят… Но все равно, я бы так не смогла: раньше всех вставать, а ложиться… Да еще, говорят, если ночью с поля приедут, ее будят, чтоб покормила.
Два дня мы любовались этой чудесной девочкой, а потом нас семерых, девчонок из группы «А» да наших мальчишек со школьного чеченского отделения посадили в прицеп трактора и увезли в чисто поле.
*****
Вокруг совхоза – отделения, бригады. Наша бригада – это два вагончика, скелет из веток будущего жилья нам, новоселам, за ним туалет из новых досок, поодаль кухня в землянке да притулившаяся к ней мазанка из дерна. Там жила одинокая казашка, это в угол ее домика въехал позже ночной путешественник Иванушка- Саня.
Вольные шестидесятые годы, что еще скажешь. Каждый хотел оставить свой след на земле. Захлебывались стихами Евтушенко, Рождественского, Ахмадулиной, упивались песнями на стихи Есенина, песнями Окуджавы. Влюблялись в Гагарина, Титова, Олжаса Сулейменова, Вана Клиберна.
Стройотряды, целина – мечта. Но из азартных странников по стране выделялись такие сумасшедшие, как девчушка базового совхоза. Да хотя бы и Санька с талантом в душе артиста и художника.
Наверное, Абу это краткое произнесение его полного имени. Этот длинный и худой – как только не переломится – мальчишка из педучилищного чеченского отделения не мог сидеть без дела. Взял широкую лопату и начал ею чистить огромное поле под будущую пшеницу.
– Будет бульдозер ( или грейдер, забыла название), – на ходу пообещал ему бригадир Иван. А тот и в ус не дует – гребет, скребет, уносит мусор. Бригадир не выдержал и ускорил прибытие нужной машины. Упрямо вцепился в нее Абу, ясно, не оторвешь его от этой работы. И вот началось гудение, рычание, пыль столбом от места работы неутомимого Абу.
Бывало, повариха бьет, бьет железной палкой по листу железа, заругается и бросит. Тогда сам бригадир вытаскивал из кабины
