люстра осветила пустую комнату. В ней был порядок и запах помещения, где никто не живёт. Что-то сладковатое и тоскливое. Наверное, сын на кухне… Не такая уж у них и большая квартира, чтобы долго искать. На кухне Олега не было, входная дверь была не заперта.
Маргарита Васильевна с побелевшим лицом выглянула в пустой бетонный подъезд, громко позвала сына, хлопнула дверью и обернулась к мужу:
— Где Олег?!
Алексей встал, и кроссворд упал с его коленей с мягким шелестом. Маргоша как в замедленной съёмке наблюдала полет газеты. Вот она мягко приземлилась на ковер, который не пылесосили уже сто лет. Вот Алексей что-то бормочет, и вид у него растерянный, он пожимает плечами и, в целом, ведёт себя как побитая собака с поджатым к животу хвостом. Вот он подходит к ней в прихожую и тянется к вешалке с курткой. И что-то все говорит, говорит.
— Пошли искать его, очнись! Пошли!
Маргарита Васильевна тряхнула головой, и все вокруг стало вдруг таким громким и ярким. Они сбежали по ступеням вниз. Во дворе была только одна собачница. Она обходила кусты с поводком в руках, а собака белым пятном мелькала среди темных голых веток.
Алексей побежал к школе, а Маргарита Васильевна застыла. Она знала, куда нужно идти. Тем более, что свет в той квартире хоть и тускло, но горел. Должно быть в окне отражался свет из прихожей или из ванны. Маргарита Васильевна тяжёлой поступью двинулась в соседний подъезд. Наверное, Олег как увидел Ромку в лесу, так и задумал к нему пойти домой, только задумал какой-то своей темной частью, которая ему уже не подчинялась. Потом Маргарита Васильевна долго перебирала ногами ступени и секунд пять стояла у закрытой двери Николая и Людмилы. Маргоша сделала глубокий вдох и только поднесла руку к кнопке звонка, как дверь резко распахнулась, ударив ее по лицу. Маргоша инстинктивно прикрыла рукой глаза, но успела увидеть дикие глаза своего сына. Олег выбежал из квартиры так стремительно, что даже не слышал, как мать звала его и кричала ему вслед. Маргарита Васильевна почувствовала под рукой что-то мокрое и липкое, поднесла ладонь к глазам и увидела кровь, стекающую по пальцам. Бровь разбила! И вместо того, чтобы бежать за сыном, Маргоша зашла в тихую квартиру. Зачем? Потому что Олег оттуда выбежал, как будто за ним гналась стая волков. Она должна была посмотреть на что-то в квартире. Впрочем, Маргоша так и не поняла ни сразу ни потом, зачем она туда зашла. Словно затянуло ее в водоворот чужой жизни. Планировка совсем как у них, но это и понятно. Тоже трёшка, тот же дом, чего тут удивительного? У Маргоши в прихожей кресло и высокий столик с телефоном, зеркало во весь рост, вешалка стоячая. А у Людмилы в прихожей скамья во всю стену, а над скамьей вешалки с куртками. Должно быть не слишком удобно обуваться, сидя на скамье, когда на голове почти лежат рукава от висящей куртки или пальто. В прихожей свет не горел, но включенный свет в ванной комнате давал достаточно освещения для прихожей. В квартире было как будто тихо, но Маргоша уловила мерный звук чьего-то тихого храпа, почти сопения. Звук шел из большой комнаты. Маргоша заглянула в приоткрытую дверь и увидела Николая. Он спал на разобранном диване, укрытый тонким покрывалом. Больше никого в комнате не было. Вдоль стены протянулся комплекс из трёх высоких шкафов, так называемая "стенка" со стеклянными дверцами в центре. Там стояла нарядная хрустальная посуда. И "стенка" и посуда — символы благополучия в разрушающейся стране. Маргарита Васильевна направилась к следующей было комнате, сама не зная, что ее до сих пор держит в этой квартире. Она уже взялась за ручку двери, ведущей, по аналогии с ее квартирой, в комнату к Ромке, как почувствовала на себе чей-то взгляд. Маргоша резко обернулась, но ничего, кроме освещенной ванной, опять не увидела. Ванная комната была единственной, где горел свет. Логично, что нужно идти туда. Тот, чей взгляд она ощутила, был в ванной. Маргарита Васильевна бесшумно приблизилась и открыла дверь шире.
Дальше в ее памяти остались яркие всполохи, но что шло за чем, в каком порядке, Маргоша вспомнить потом не могла. Белая блестящая ванна. Резиновый коврик на полу, совсем как у них, в черный и зелёный квадрат. Полосатое банное полотенце на металлическом крючке, украшенном гвоздиком-ромашкой.
Потом Маргоша долго смотрела на голые худые ноги, висящие в сантиметрах тридцати от пола. На ногтях не было лака, только на больших пальцах виднелись остатки розового цвета, почти незаметные пятнышки блестящей эмали. Какие-то мысли теснились кучкой в голове у Маргариты Васильевны. Мысли о том, что маникюр у ее матери всегда был безупречным. Конечно, в те времена, когда она была замужем за профессором. Мать по полдня возилась на кухне, а потом по полвечера делала ванночки для рук, снимала ацетоном вчерашний маникюр и подпиливала края ногтей. А Маргоша ещё девочкой наблюдала за матерью и с тоской думала о том, сколько нужно времени и сил, чтобы держать свою внешность под контролем. Ноготки ведь это только верхушка айсберга. Есть ещё кожа, волосы, фигура, в конце концов!
Маргарита Васильевна заставила поднять свои глаза выше. Халат. Розовый, с рюшами, с пояском вокруг талии. Какая же Людмила худенькая, аж завидно! Тьфу-тьфу! Да что же это она такое думает!
Теперь ещё одно нужно сделать усилие и посмотреть на лицо Людмилы, спросить ее, чего это она удумала, зачем так странно себя ведёт и странно так выглядит!
Маргоша подняла глаза и увидела страшное лицо и неестественно склоненную к плечу шею! Но ее испугало даже не это, а знакомый до боли предмет, впившийся в кожу на шее мертвой женщины.
— Аааа! — кто-то завизжал так громко, что Маргоша закрыла уши, но крик продолжался, и голос-то какой знакомый, — Ааа!
Боже мой! Это ведь она сама орёт! Тут Маргарита Васильевна вспомнила сына и закрыла рот себе рукой, вцепилась зубами в нее, чтобы не забыть: нельзя кричать, нельзя здесь оставаться! Нужно уйти отсюда немедленно! От этих выпученных глаз и жестокой идиотской гримасы на лице мертвой Людмилы. Маргарита Васильевна попятились из ванной, потом на цыпочках прокралась ко входной двери и почти бесшумно чуть ли не кубарем скатилась вниз по ступеням и вылетела из подъезда в ночь. На лавочке сидел Олег и трясся. Так и ходило ходуном его тело, его длинные худые руки и подергивалось лицо. Олег был в каком-то припадке. Маргоша
