как у Чапаева, у Чапаева-т усы вон какие значительные были, – угрожал он Елене Николаевне.
Усы с тех пор Елена Николаевна невзлюбила. Просто невзлюбила, без особого фанатизма. Незаметно эта невзлюбовь выросла в ровное презрение, а потом и в чистую женскую ненависть. Елена Николаевна усы ненавидела люто, а мужа за ними постепенно вообще перестала видеть.
Так растительность под мужским носом стала для неё символом всех женских невзгод. Иногда Елене Николаевне даже казалось, что критические дни – это женское проклятие, которое как-то связано (обязательно связано!) с мужскими усами. Прямой логической связи здесь вроде бы не прослеживалось, но где-то глубоко внутри Елена Николаевна эту связь ощущала так остро, что никаких умственных доказательств ей было и не нужно.
***
Шли годы.
Рождение второго сына, казалось, станет тем клином, который вышибет из мужа его ослино-усовое упрямство.
Елена Николаевна представляла, что дважды став отцом сыновей, муж должен удовлетвориться этими проявлениями своей мужской силы и необходимость в усах отпадёт сама собой. Вроде логика была железной и простой, но она оказалась бессильна, когда речь заходила об упрямстве мужчины.
Когда родился второй ребёнок – мальчик, то муж опустил усы ещё длиннее и стал походить на карикатуру, где смешались Чапаев, Тарас Бульба и Тараканище из сказки Корнея Чуковского. Но если у тех персонажей были своеобразные и брутальные мужские достоинства, то у мужа Елены Николаевны за усами скрывалась испитая физиономия и оловянные глаза с полным отсутствием в них какой-либо мужской цели в жизни.
– Ты хоть немного можешь подумать обо мне, ведь в таракана превратился уже, мне перед людьми стыдно, – Елена Николаевна говорила скорее из возмущения нелогичным поведением мужа, чем из надежды, что будет услышана.
– Да кто твои люди-т, Нинка что ли с работы или вон Машка с пятого, так они-т дуры-ж жирные, ещё б о них-то бы я не беспокоился. Нинка пускай на своего Петровича-т поглядит, как у него руки-т из жопы-то растут, а Машка, так она-т вообще кому нужна-то, с тремя-т её выкормышами, так одна всю жизнь и жиреет, страхолюдина.
Усиное мучение было с тех пор перманентным фоном будничных и выходных дней Елены Николаевны.
Всё шло привычно-раздражающей чередой. Два сына вырастали в двух дылд, которые оказались на редкость похожи на отца. А старший даже начал брить над верхней губой, срезая подростковый пушок, чтобы скорее отрастали взрослые жёсткие волосы.
***
Жизнь Елены Николаевны резко выпрямилась в один из ясных весенне-летних дней.
В такие дни тысячи горожан мужеского пола залегают на своих дачных участках, мучаясь похмельем и несварением желудка от вчерашнего шашлыка. Воскресное дачное утро становится невыносимым для больного тела – кусают молодые, дикие комариные первенцы и детёныши мошек, а в запасе только полбутылки вчерашнего прохладного, но уже чуть подкисшего пива.
Выходной отдых идёт коту под хвост, потому что именно в такие сложные жизненные моменты настойчивые жёны заставляют удобрять навозом свежевысаженные помидорные кустики или вообще какие-нибудь грядки.
Вокруг благодать, но это мало кого волнует. Ранняя клубника уже поспела, и молодые сороки, наперегонки друг с другом, воруют по утрам у несчастных дачников первые краснеющие клубничные ягоды. Если кому-то хочется быть первым в гонке с сороками, то в саду совершенно необходимо пугало. В противном случае, придётся ждать, пока наедятся сороки и их, подросшее с апрельского выводка, потомство.
Мужчинам это дело безразлично, но большинству женщин ждать пока наедятся сороки не хочется, и иногда назойливые жёны разнообразят навозно-помидорный досуг супругов задачей изготовить пугало.
По пугалу можно судить не только о старании супруга, но и о достатке владельцев дачного участка.
Наблюдать за интимным процессом изготовления пугала – занятие пошлое и в какой-то степени извращённое, зато результаты процесса всегда налицо. Для того, в общем-то, пугало и делают, чтобы выставить на всеобщее обозрение. И если сороки и прочая птичья живность должны по версии человека пугаться, то соседи совсем этого делать не обязаны, а то и могут даже засмеять, если пугало будет какое-то не такое как надо. Поэтому результат интимного процесса изготовления пугала очень для дачников важен.
***
Тимофей Тимофеевич сегодня в автобусе слышал как разговаривали несколько старшеклассников. Болтали о всякой ерунде, но тут один что-то там не понимал и второй, объясняя ему, так небрежно бросил:
– Ку-ку, ёптель.
И так это Тимофею Тимофеевичу понравилось, что он весь день вспоминал этот «кукуёптиль».
Сегодня он решил съездить на их с женой старый дачный участок и нанять кого-нибудь для быстрой вскопки.
– Зарастёт и ещё подумают, что помер, начнут названивать, – неторопясь собираясь, вдруг подумал, что надо поставить пугало, чтобы видели, что он ухаживает за дачей.
***
Два мужика из дачных сторожей быстро вскопали землю и ушли восвояси, а Тимофей Тимофеевич сколотил и поставил пугало.
– Ку-ку, ёптиль, – усмехнулся он, попробовал рукой, крепко ли стоит жердь, и, посидев на крыльце бани, отдохнув, пошёл на автобусную остановку.
***
Вокруг было уже много запущенных и заросших участков, но Елена Николаевна любила свой сад.
Иногда кто-то из соседей приезжал и, нанимая мужика с культиватором, перепахивал весь свой дачный участок. Видимо, в один из таких приездов, сосед напротив, старый крепкий дед Тимофей Тимофеевич, перекопал свой сад и поставил на участке твёрдую фигуру на надёжно вкопанной жердине.
Фигура одиноко вырывалась вверх за-посреди забора и Елена Николаевна сразу обратила на неё внимание. Она подошла и поглядела на результат труда деда-соседа. Никого не было, и Елена Николаевна почувствовала неловкость от своего такого открытого внимания к чужому участку.
– Ещё ведь сейчас увидит кто-то и подумают что-то неправильно, – она решила отшутиться от этого чувства неловкости.
– Здравствуйте, – кивнула она в сторону шиферной крыши соседа, словно кого-то увидела и подошла поздороваться.
Пугало стояло боком, спокойно и невозмутимо.
– Наверно, Тимофей Тимофеевич назвал бы его Ермак, – подумала она и успокоилась.
Судя по одежде, пугало было мужского пола.
Брутальная куртка и накинутый на голову капюшон возвышались над невысоким межучастковым заборчиком. «Ермак» был повёрнут к Елене Николаевне вполоборота…
***
Постепенно она привыкла к Ермаку и, уезжая на зиму в город, подошла к низенькому заборчику между участками. Смущаясь помедлила и потом быстро надела Ермаку на голову вязаную шапку.
***
Вернулась весной и сразу пошла к забору.
Ермак стоял на месте и только слегка помахивал одной пустой рукавиной толстой куртки. Тимофей Тимофеевич не приезжал, а потом кто-то из соседей сказал, что он умер.
Представив, что Ермак немного постоит, приедут новые хозяева и непременно сломают его, Елена Николаевна одним героическим усилием доброй воли перешагнула заборчик
