царит растерянность, страх и раздражение. Очевидно, ей нравится проводить время в нашей компании, но есть и что-то, что ей не по нраву, пугает и даже злит.
— Скажи, дорогая, — мой алехандр подошёл к ней ближе и приобнял за плечи, — что такая очаровательная леди до сих пор делает в этом мире?
Она на мгновение смущается, но быстро берет себя в руки.
— Ты льстишь мне, Мелан.
— Вовсе нет, — возражает мужчина.
— И где же, по-твоему, мне следовало бы быть, если не здесь?
— Хотя бы на Сиглейде, — он склоняет голову, заглядывая в ее глаза, — я давно говорил: переезжай в наш мир.
— А я не раз отвечала, — замурлыкала она, — там слишком высокие налоги для жриц любви.
— Но в проживании там есть и ряд преимуществ, — продолжает убеждать алехандр, — дом Звездного Света издал целый ряд законов, защищающих таких, как ты, которые строго соблюдаются.
— И ты думаешь, что это мнимая защита стоит сорока процентов моего дохода?
— Точно стоит, ведь там никто не сможет тебя даже оскорбить непочтительным взглядом, — заверяет Мелан, — а здесь любой, кто обладает достаточными средствами, чтобы войти в этот дом, может угрожать тебе, шантажировать или даже убить.
— Меня могут убить с одинаковой вероятностью, — хохотнула она, — как в мире ангелов, так и в мире фей. Потому что профессию мою презирают, и никакие законы не способны этого изменить. А учитывая, что я вампир, в сферах, принадлежащих феям, меня может ждать участь и пострашнее.
— Сферы никому не могут принадлежать, — уточнила я, вклиниваясь в их разговор. — Они живые существа, гораздо древнее нас всех вместе взятых. Никто не может иметь право собственности на них.
— Ты поняла, о чем я говорю, госпожа, — ухмыльнулась Симона, — кроме того, разве не феи первыми научились контролировать развитие титанов внутри сферы?
В этом она была права, именно мой народ был одним из первых, научившихся петь душе мира колыбельные, оттягивая таким образом их пробуждение. Титаны образуются внутри планет, как зарождается птенец внутри яйца. И зреют внутри немыслимое даже по фейским меркам количество времени. А когда становятся достаточно взрослыми, пробуждаются, и мир, служивший оболочкой для них, меняется навсегда. Так было не всякий раз, но в большинстве случаев, и это внушало ужас народам, населяющим поверхность планеты.
Ведь после подобного их дом никогда больше не был прежним. Потому перед нашими предками первостепенной задачей стало не допустить пробуждения титана или хотя бы замедлить процесс их развития. Решением стали знаменитые фейские колыбельные. И в этот момент в моей голове промелькнула интересная мысль.
— Фейские колыбельные, — стараюсь говорить спокойно.
Чем дольше я буду изображать незнание, тем больше возможностей выяснить, что здесь происходит на самом деле.
— Да, — Симона расплывается в улыбке.
— Их задача заключается в том, чтобы усыпить титана, — говорю я, изгибая бровь, — они не причиняют ущерба этим могущественным созданиям.
— Никто не может знать этого наверняка, — парирует собеседница, удерживая кубок за ножку и покачивая его между указательным и средним пальцами, — иной раз сон хуже смерти. А кроме того, во сне никто из нас не может защитить себя.
Мне кажется, будто я начинаю понимать, на что намекает жрица любви.
— Но ведь нам же нужно каким-то образом контролировать сферы, на поверхности которых мы живем, — поддерживаю разговор я.
— Для всех нас важно чувство контроля, — соглашается Симона и тут же добавляет: — Но представьте, каково им видеть сны и быть лишёнными возможности проснуться. Понимая при этом, что находишься во власти более слабого, более низкого существа. Ведь никто же из нас на самом деле не хочет подчиняться чужой воле.
Я бросаю многозначительный взгляд на кубок в руке вампирши. Она лукаво усмехается и салютует мне им.
— Желаете выпить, госпожа? — Так и не дождавшись от меня ответа, добавляет: — Вижу, вас мучает жажда.
Я и в самом деле чувствую себя неважно. Но только сейчас замечаю это. Язык во рту становится неповоротливым, а голова тяжёлой. Картинка перед глазами медленно, но совершенно точно теряет чёткость.
— Айрин? — слышу я голос своего защитника, но так, словно он где-то далеко.
Мне кажется, что я вижу сон, хоть и понимаю, что не сплю.
— Яд... — с трудом выдавливаю из себя и так очевидное.
— Что ты подмешала ей? — Мелан опускается рядом со мной на кровать.
Я чувствую, как под ним прогибается матрас. Это странное состояние все больше и больше поглощает меня. А голос моего алехандра звучит слишком спокойно для того, кто ценой собственной жизни клялся меня защищать. Мне хочется смеяться. Разразиться диким хохотом, запрокинув голову. Но я не могу ничего сделать, только пялюсь испуганно в холодные глаза жрицы любви. Мое тело перестает быть послушным, я начинаю заваливаться набок, Мелан подхватывает меня и аккуратно устраивает мою голову на подушке.
— Одно проверенное средство, — слышу довольный голос вампирши.
— Поделишься? — спрашивает ее мой защитник.
— Почему бы и нет, — пожимает плечами она
Из того положения, в котором я лежу, мне очень хорошо видно Симону. Прежняя доброжелательность больше не украшает ее лицо, превращая в милую и красивую девушку. Теперь она выглядит именно той, кем и является на самом деле, — циничной и коварной шлюхой.
— Если от этого есть противоядие, — слышу я голос Мелана рядом, и звучит он так, словно в мои уши напихали шелковой ткани, — то этому яду цены нет.
Я бы изо всех сил хотела поверить, что это кошмар. Но понимаю, что все это происходит на самом деле.
— Она скоро умрет? — Мелан поправляет мои волосы, убирая непослушный локон со щеки.
— Все зависит от того, — отвечает вампирша, — какова ее способность сопротивляться яду. Но вообще, — вещает она дальше таким тоном, словно рассуждает о плодовитости растений, — чем больше в существе магии, тем быстрее умрет.
— Ты не ответила насчет противоядия, — не унимается Мелан.
— Да, есть, — вампирша невероятно горда собой, — и нам с тобой лучше выпить его поскорее.
9
Симона отпивает из своего кубка и протягивает мужчине. Я не вижу, но слышу, как он послушно делает глоток и возвращает сосуд любовнице.
— И
