кивнул, и она добавила: — Это будет лучший подарок на новый год. Выжить и жить дальше.
— И расторгнуть брак отчаяния по договору, — добавил я. — Никогда не думал, что однажды это сделаю.
Кайя улыбнулась и снова дотронулась до моей руки, словно ободряла друга.
— Вот видишь? Ты уже надеешься на лучшее. И я тоже надеюсь.
— Ты упомянула, что у тебя много планов на жизнь, — вспомнил я. — Например?
Улыбка Кайи была сдержанной, наполненной достоинством. Она смотрела на меня не как мечтательница, а как человек, который все спланировал и понимает, что добьется желаемого, даже если ему придется сражаться с собственной смертью.
— Я стану журналисткой, — уверенно сообщила Кайя. — И однажды напишу обо всем этом статью или настоящую книгу. Знаешь, теперь я нисколько в этом не сомневаюсь.
Глава 7
Кайя
Когда я рухнула в кровать, плавясь от усталости, то в голове не было ни единой мысли, и я надеялась, что сумею заснуть побыстрее.
День был долгим и невыносимым. Он принес мне надежду, отчаяние и снова надежду. Наверно, именно эта надежда и не позволила мне погрузиться в сон: мною вдруг овладела нервная бодрость, когда крутишься в кровати, переворачиваясь то на один бок, то на другой, и все тебе не так. Подушка то слишком теплая, то слишком тонкая, одеяло норовит сбиться самыми неудобными складками, а простыня собирается сбиться в кучу.
Бабочка! Бабочка, которую Курт извлек у меня из груди! Я не очень-то много знала о магии — в конце концов, если ты ведьма, то лучше не суй нос в заклинания, чтобы этот самый нос тебе не оторвало руками инквизиции — но эта экзотическая красавица с черными крыльями выглядела настолько пугающе чужеродной, настолько отталкивающей, что невольно бросало в дрожь.
Она поселилась во мне, когда нас объявили мужем и женой, а я ничего не почувствовала, хотя любая ведьма очень восприимчива к магии. Магия наполняет почти всех людей в мире, но у некоторых ее настолько много, что они становятся ведьмами и инквизиторами — такие люди способны считывать малейшее дуновение чужого волшебства.
На меня напали, а я даже ветерка по затылку не ощутила. Все было, как обычно. Ничего не изменилось.
Устав ворочаться, я зажгла лампу, села в кровати и решила, что продумаю все, что случилось сегодня, так, словно это был план будущей статьи.
Итак, что мы имеем? Инквизитора Курта Лансеберга угораздило влюбиться в женщину, которая оказалась ведьмой и сумела замаскироваться так, что он не сразу понял, кто она такая. Мой муж по отчаянию сделал свою работу до конца и в награду получил проклятие.
Кому-то было выгодно, чтобы Курт превратился в отчаявшегося монстра, хотя я понятия не имела, какая именно здесь может быть выгода. Значит, ему хотели отомстить — и, скорее всего, именно за смерть ведьмы. И тот, кто наложил проклятие, был настолько силен, что его никто ни в чем не заподозрил.
В комнате было тепло, но я поежилась, словно кто-то смотрел на меня из этой темноты, и ему не нравилось, что я решила во всем разобраться. Часы негромко цокали стрелками на стене, показывая половину первого ночи. Все спали.
Интересно, знает ли злоумышленник о том, что у него коса нашла на камень в моем лице? Или за эти годы он успел расслабиться и теперь не ждет подвоха?
Неожиданно мне захотелось выпить чаю. Заварить покрепче, посидеть за столом на кухне, куда барышни из приличных семей не заходят даже ради любопытства. Несмотря на нашу бедность, у нас хватало денег для кухарки, и однажды я даже научилась у нее готовить яблочный пирог, а потом написала об этом статью в школьную газету.
Статья произвела фурор. Газету зачитали до дыр. Одни поражались, как это я набралась такой храбрости и пошла туда, где все горит, дымится и плюет кипятком, а другие язвительно замечали, что семья Аберкромби скоро пойдет по миру — тогда-то мне и пригодятся полученные навыки. Я не удивлялась: многие мои одноклассницы были уверены в том, что булки растут на деревьях, а не выпекаются в печи.
Так вот, чай. Не знаю, почему, но мне вдруг захотелось согреться. Служанка уже развесила мои немногочисленные пожитки в шкаф — порывшись на полках, я нашла теплый домашний халат и, набросив его поверх ночной рубашки, выскользнула в коридор. Он сразу же наполнился мягким светом ламп, которые, окутанные особыми заклинаниями, среагировали на мое появление. Я прошла к широкой лестнице — какие ровные ступеньки, не то, что в старых домах, когда идешь и боишься свалиться. Вот бы спуститься по ним в красивом бальном платье, готовясь идти на праздник, вот бы знать в тот момент, что ни мне, ни Курту уже ничего не угрожает…
Я скользнула по лестнице на первый этаж, прошла через гостиную в столовую и оказалась на кухне. Тишина, чистота, кастрюльки и сковородки так и сверкали металлическими боками. Взяв чайник, я наполнила его водой, разожгла огонь и принялась искать коробку с заваркой. Мой муж, как выяснилось, предпочитал “Королевскую ночь”, бархатный чай, который стоил целое состояние. Мы такого не пили, у нас сроду не хватило бы денег на покупку — знали о нем по рассказам отца, который частенько упоминал деда и его привычки в чаепитии.
Что ж, вот и попробуем.
Вообще-то с его проклятием Курт мог бы стать наемным убийцей, думала я, дожидаясь, когда чайник закипит. За него выдавали бы девушек, от которых хотели бы избавиться, и они умирали бы через год. Впрочем, это, конечно, глупо. Вероятнее всего, моему мужу по отчаянию просто мстили. Как же надо было его ненавидеть — и с какой силой любить ту ведьму…
— Не спится?
Я обернулась: Курт стоял у входа в кухню и выглядел так, словно даже не прилег и не попробовал заснуть.
— Думаю о твоем проклятии, — ответила я. — Хочешь чаю?
— Не откажусь. Так что с проклятием?
Он говорил о проклятии, как больной говорит о болезни — притерпелся к ней, прикинул и распланировал, как жить дальше, и смирился с тем, что не исцелится. Но с этим не могла смириться я — потому что хотела жить и знала, что выход есть даже в такой ситуации.
Даже если тебя съели, ты все равно найдешь выход — старая дурацкая пословица была права.
— Кто хотел тебе отомстить за смерть той ведьмы? — спросила я. Чай наполнил наши чашки — крепкий, ароматный, свежий. Родители умерли бы от зависти, если
