– Вот они, браслеты, – в руке Заки звякнул металл. В тусклом свете луны блеснули драгоценные камешки. – А бай получил свое. На него поручение пришло.
– Какое поручение? А с конем-то что случилось, мчал, как бешеный… Нешто колдовство какое знаешь?
Заки пробурчал:
– Ага, знаю… Тебе бы перца в причинное место, тоже, небось, поскакал бы, не хуже того коня.
Это, получается, он коню перец сунул под хвост, чтобы скакал, как угорелый. Ох и ловок, шельма.
– Пойдем отсюда. Стражники идут, – сказал Заки.
Ладно. Снести жулику голову всегда успеется. Ерофей захромал к лошадкам.
Залез, кряхтя, на Сивку.
Оглянулся, Заки уже сидел на своем жеребчике. Спросил нетерпеливо:
– Ты можешь быстрее?
Поскакали куда подальше. В темноте выли собаки.
Чуть погодя, когда аул остался далеко позади, Ерофей остановил лошадей. Достал бердыш. Подъехал к коварному попутнику.
– Пошто загубил Ормана? Говорил, только браслеты нужны.
На восходе светлел горизонт. Утро.
Заки улыбнулся. Хищный нос похож на клюв ястреба.
– Браслеты – плата за мою работу. Я убивец, Ерофей. Воспитан сему ремеслу в горах Персии. Бая Ормана пожелал убить некий султан из другого жуза.
– За что?
Заки пожал плечами.
– Явно не за красивые глаза. Что-то не поделили между собой.
Ерофей подумал и опустил секиру.
– Слышал я о таких делишках. При дворе московского царя тоже есть мастера тайных дел. Чего сразу не сказал?
– Я и не собирался рассказывать. Конь бая выдал. Не в ту сторону понесся.
– А куда должен был?
– Я Ормана усыпил, к хвосту коня привязал. Таково пожелание заказчика было. Сунул коню стручок перца под хвост. Чтобы не останавливался, значит. А конь взял, да и к стражникам подался.
Ерофей убрал бердыш. Тронул Сивку.
– Кабы не этот конь, меня б на куски порубили.
– Да, конь хорош. Любимый был у покойного бая. А ты чего не убежал?
– Чего-чего… сказал отвлекать, я так и делал.
Усталые кони шагом ехали по степи.
На горизонте поднималось солнце, наступала жара. Угас прохладный ночной ветерок. Душно.
Глава 8. Мальчонка
Утром, когда солнце уже поднялось над степью, Ерофей подъехал к аулу Абдикена. Ночью подремал в седле, отдохнул немного.
С Заки распрощался еще засветло.
– Найду я твоего Серке, ничего не поделаешь, – пообещал убивец. – Мне все равно где-то отсидеться надо. Весточку жду от Нияза, соратника моего, будь он неладен.
– А что так? – спросил Ерофей. – Почто товарища не уважаешь?
– Обходит он меня со всех сторон, – пояснил Заки. – А я страсть как не люблю, когда меня обгоняют. И в Чаче может вперед выйти.
– Плюнул бы на это, чего душу травить. Было бы из-за чего, а то ведь в деле вашем душегубном…
– Ох, не могу, Ерофей.
Они условились встретиться через день в ауле Абдикена, и разъехались. Ерофей за шкатулкой, Заки за Серке.
Ежели честно, Ерофей уж и не чаял увидеть Заки. Наобещал с три короба, а сам подастся по своим душегубным делам. Обгонять какого-то там соперника. Тоже можно понять человека. Чего животом рисковать ради чуждых интересов?
В общем, когда добрался до аула, проехал мимо, сразу за шкатулкой. Возвращаться к Абдикену желания не было.
Каурка устало взобралась на холм. Где-то здесь должна лежать сокровищница купца. Надо подобрать и ехать отсюда подальше.
Ерофей перерыл всю сопку, и ничего не нашел. Шкатулка исчезла. Вот ведь треклятье.
Солнце припекало. Посидел московит на земле, гадая, куда могла деться заветная коробочка. Решил позже еще раз осмотреться.
Забрался на Каурку, затрусил к аулу.
От кибиток тянуло дымом. А еще мясным бульоном, аж в животе заурчало. Собаки не обратили на путника внимания, поворчали для порядка.
У одной кибитки сидели трое стариков, чего-то жевали. Один знакомый. Тот самый, что баранью голову помогал резать. Кивнул, улыбнулся.
– Пусть Аллах осветит твой путь, Ереке! Серке сразу сказал, что ты вернешься помочь с Кокжалом. Спасибо тебе, да будет жизнь твоя полна счастья и веселья. Заходи к Абдикену, отведай угощения.
Интересно, что он скажет, когда приедет Серке и сообщит, что Ерофей отказался? Проклянет, что еще остается. К счастью, сам Ерофей уже будет далеко отсюда.
Смущенно улыбаясь, Ерофей слез с коня у кибитки. Зашел внутрь.
Самого Абдикена не было, где-то бегал поблизости по хозяйству. Но хозяйка узнала гостя, пригласила за стол. Налила в глиняную чашу ароматного бульона. В тарелку щедро нарезала куски мяса. Придвинула душистые лепешки.
Ерофей смотрел на еду, глотал слюну. Самое большое он рассчитывал на лепешку да кувшин воды. И поспать немного.
Старушка заметила колебания гостя. Удивилась:
– Чего сидишь, стесняешься? Ешь давай, мясо стынет.
Ерофей вздохнул.
– Не могу, хозяюшка. Мне бы просто хлеба и водицы испить.
– Это еще почему? Не смей отказываться. Заболел, что ли? Если не поешь, то сильно оскорбишь нас.
Московит опять вздохнул. Пробормотал: "Ну его к лешему". Принялся за еду. Хозяйка только успевала накладывать добавку.
Встал из-за стола сытый и отяжелевший. Старейшина аула так и не явился. Ерофей завалился спать, на кошме около входа.
Проснулся под вечер. Вышел наружу, осмотреться.
Солнце клонилось к горизонту. Блеяли бараны. Кто-то сердобольный успел расседлать Сивку и Каурку, дал корм.
Ерофей хотел прислониться к кибитке. Глянь, а там уже сидит мальчонка. Как там его, Жугермек, кажется. Из внучат Абдикена. Согнулся, пыхтит, возится с какой-то деревяшкой.
Присмотрелся гость и дышать не посмел. В руках сорванца утерянная шкатулка, оказывается. Нашлась-таки, негодница.
– Эй, малец, – сказал Ерофей. – Ну-ка, дай сюда эту вещицу.
Мальчишка копаться перестал. Поднял голову. Покачал. Еще и рукой жест сделал, явно неприличный.
– Не шали, малой, – Ерофей подошел ближе. – Отдай, кому говорю.
Жугермек вскочил. Отбежал в сторону. Язык показал. Завопил:
– Моя игрушка. Не отдам, – и побежал меж кибиток.
Вот ведь паршивец.
Ерофей, сопя, побежал следом.
Молокосос промчался среди юрт, чуть не сбил старуху с деревянным черпаком. Выбежал из аула, понесся к холмам. Московит еле поспевал следом. В боку немилосердно кололо.
