– Нельзя мне лежать, Абеке. Ехать надо. Сын ждет.
– Наслышан уже, – кивнул старик. – Понимаю, дело неотложное. Не смеем задерживать. Да хранит тебя Аллах!
– Сегодня же поеду, – сказал Ерофей.
Серке глядел на него снизу вверх. Исхудал батыр, лицо вытянулось.
– Ты уж осторожнее там, Бурный. Береги себя для сына. Вырасти его таким же батыром, как отец.
– Постараюсь, – усмехнулся Ерофей. – А ты как? Когда к хану?
Серке покачал головой.
– Помогу людям с кочевкой. Атымтая женю. Только потом поеду. И потом, пустое все это. Я попросил людей не рассказывать, что в сем деле участвовал.
– Добро, – согласился Ерофей. – Слушай, а где Беррен? За аулом, небось, упражняется? Попрощаться с ним охота.
Потускнел Серке, на Абдикена глянул. Жена старейшины заохала.
– Ты не знаешь, оказывается, – ответил Абдикен. – Ни одна душа не ведает, на какой земле она умрет. Погиб Беррен, да покоится его душа в райских кущах, да утолит его жажду Аллах чистым напитком! Больше всего ворогов положил. Но ран слишком много получил. Скончался три дня назад.
– Вот оно что, – опустил голову московит. – Жаль. Настоящий воин был.
Помолчали немного.
– Мы их на холме за аулом похоронили. Кармыс, Тауман, Беррен. Сасыкбай, Ултарак и другие, – сказал Серке. – Хочешь навестить?
Ерофей кивнул.
Чуть погодя выехали из аула. Ерофей лошадок навьючил, пищаль да бердыш прицепил.
Атымтай в простой рубахе да штанах. На голове платок, сзади узлом повязал.
Рядом Заки, тоже одвуконь. Все оружие по сумам попрятал, со стороны глянешь, обычный пастух едет. Прямо отсюда в Чач-град собрался.
Серке еле в седле сидел. От боли кривился. Рана на плече раскрылась, повязка от крови набухла.
Подъехали к холму. Слезли с коней. Поднялись на вершину. На земле бугорки, много. Опустились на землю.
Серке прикрыл глаза, зашевелил губами. Молитву читал.
Солнце жаркое за тучкой скрылось. Легкий ветерок ворошил волосы.
После молитвы воцарилось молчание.
– Они погибли в бою, – сказал Серке. – Защищая слабых и беззащитных.
– Покойтесь с миром, – пробормотал Ерофей.
В траве стрекотали кузнечики.
Мужчины помолчали еще. Встали. Обернулись к аулу. Весело кричали дети. Лаяли псы. Из юрт тянулись дымки очагов.
Спустились с холма. Подошли к коням.
Ерофей обнял друзей.
– Счастливой дороги, Ерофей! – сказал Серке.
– Если у меня родится сын, я знаю в честь кого его назову, – заметил Атымтай, улыбаясь. – Берегите себя, Ереке.
Заки молча похлопал по сумке, где лежала шкатулка. Мол, не беспокойся, доставлю куда надо.
Ерофей взобрался на Сивку.
Тронул с места.
Поехал по степи. На север.
Назад не оглядывался.
Солнце вышло из-за туч, припекло. Жарко, пить захотелось.
А потом развернул лошадей.
Поскакал обратно.
Соратники еще стояли у подножия холма.
– Забыл чего, Ереке? – спросил Серке.
– Ага, – ответил Ерофей. – Заки, отдай шкатулку. Я слово дал. Нельзя его нарушить. Как я потом это сыну объясню?
– Хорошо, – Заки полез за шкатулкой. – Тогда вместе поехали. Веселее будет.
– Это точно. Но сначала на свадьбе Атымтая погуляем. И откочевать поможем.
Серке хлопнул его по плечу.
– Раз так, мы тебя тоже в обиду не дадим. Вместе поедем за твоим сыном. Сначала в Чач, а потом на север.
Забрались на коней, поехали к аулу.
Солнце стояло высоко.
Копыта коней оставляли в сухой земле еле заметные следы.
