– Я звонил, – дернул плечом парень, поморщившись от железных ноток, сквозивших в ее тоне. – Ты не отвечала, и я перезвонил твоей матери. Она разрешила мне навестить тебя.
– Мама? – неприятно удивилась Саманта. Элизабет Джеймс знала о том, как болезненно относилась дочь к этой дате. – Так, ладно, у меня разболелась голова еще сильнее. Как только мне станет лучше, я наберу тебя.
– Я не понимаю, почему именно в этот день каждый год ты прячешься в комнате, не выходишь из дома и становишься затворницей на двадцать четыре часа, Саманта! Что случилось двенадцатого августа? Сегодня ты даже отменила съемки в Венеции, – на одном дыхании выговорил Энрике, не давая ей захлопнуть перед ним дверь, схватившись пальцами за косяк.
Саманта посмотрела на него, как на незнакомца, хотя до сего момента Энрике никогда не повышал голос, не требовал и не задавал лишних вопросов. Да и она не намерена была вытаскивать скелеты из собственного шкафа.
– Не преувеличивай, Энрике! – твердо произнесла Саманта. – Съемки я отменила по состоянию здоровья, потому что не имею ни малейшего желания позировать перед камерами без настроения. И я не помню, чтобы каждый год я вела себя так, как описываешь ты. Достаточно пояснений?
– Зато я помню, Саманта, – не отставал Энрике. – Мы скоро поженимся, но я по-прежнему ничего о тебе не знаю, потому что ты ничего мне не рассказываешь. Иногда мне кажется, что я для тебя чужой человек.
– Энрике, к чему ты завел этот разговор? – Похоже, последние слова осушили чашу терпения Саманты. – Что тебя не устраивает? Я не та женщина, которая любит болтать по пустякам, демонстрировать слабости и ждать сочувствия. Ты постоянно меня с кем-то сравниваешь! Я не похожа на твоих предыдущих пассий! Я такая, какая есть, и меняться не буду никогда! Когда твои родители договаривались с моей мамой о нашей женитьбе, то я сразу сказала, что отличаюсь от девушек, для которых муж и семья на первом месте, но это не помешало составить брачный договор.
– Ты права, конечно, – согласно кивнул Энрике, отступая. Бесполезно спорить с разъяренной фурией. Не стоит напрасно растрачивать на нее энергию. Что в постели, что в быту Саманта Джеймс оставалась холодной и равнодушной, подчиняясь собственным странным правилам и следуя законам, придуманным ею же. Если их маленькая перепалка дойдет до его родителей или перерастет в грандиозный скандал, то крупные суммы денег на кредитных карточках Энрике будут заморожены, поэтому лучший выход – пойти на попятный.
– Отдыхай, – примирительно произнес Энрике и натянуто улыбнулся. – Созвонимся вечером, если тебе станет лучше, дорогая!
Когда фигура жениха скрылась за поворотом, Саманта испустила тяжелый вздох и захлопнула дверь. Он всем угождал, выдавая мнимое за реальное, стараясь не упускать возможность показать, какой он хороший и послушный мальчик, что совершенно не нравилось Саманте. Рауль был совсем другим: пусть и ранимый порой, но отстаивающий свою позицию до последнего. Изощренный юмор сочетался в нем с душевной простотой и светом внутри. Утонченная натура проявлялась в его прекрасных картинах, куда он вкладывал частичку себя. Многие критики восхищались полотнами Рауля Дюмона, а Саманта с удовольствием выступала в роли натурщицы.
И вместе со всеми достоинствами в нем, к величайшему сожалению, жил и порок. Порочный соблазн разнообразить досуг и провести ночь с другой женщиной мощным ударом разрушил их общие мечты. Он тоже притворялся… Нагло делал вид, что не понимает, почему они расстаются.
Верно подметила ее мать… Человек, отказавшийся управлять многолетним семейным бизнесом и решивший пойти против брата из-за капризов и прихоти, когда-нибудь предаст и Саманту во имя удовлетворения собственных желаний!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Свет, рассеивающий тьму
Можно ли за три дня влюбиться в мужчину, о котором ничего толком не знаешь, кроме того, что он принадлежит княжеской семье, язвителен, немного циничен, но при этих всех недостатках очень добрый человек?
Конечно, Рауль Дюмон не показывает свои слабости, нужды, даже за стаканом воды он тянется сам, а не просит Марию, дежурящую возле него. Удивительный человек, так храбро заступившийся за нее, незнакомую девушку и подвергнувши собственную жизнь опасности, как доблестный рыцарь. Риторический вопрос невольно возникает в голове. Как можно не влюбиться в такого мужчину?
Даже если бы Адриан Николя Дюмон, мужчина, наводящий страх одним лишь суровым взглядом, не попросил ее ухаживать за Раулем, то Мария все равно бы нашла время, чтобы навещать его. Кроме того, Адриан предложил ей крупную сумму за роль сиделки, а на данный момент Мария нуждалась в деньгах как в воздухе. Во-первых, у нее почти не осталось средств на обратный билет в Милан, а занимать было не у кого, так как подруга улетела с любовником далеко за пределы Монте-Карло. Во-вторых, Мария должна была оплачивать лечение матери, многие годы сражающейся с отмиранием клеток головного мозга, и только дорогие препараты улучшали качество жизни, предотвращая кому.
Мария старалась относиться к тому, что делает, как к врачебному долгу, как к заботе об обычном больном. До того, как стать ассистентом пластического хирурга в лучшем медицинском центре, Мария подрабатывала медсестрой в обычной городской больнице.
Но как же трудно воспринимать Рауля Дюмона как очередного пациента? Голубые глаза, пустые, стеклянные, как у мертвеца, тем не менее, если пристально присмотреть, то можно разглядеть скрытый блеск. Почему он постоянно пребывает в грустном настроении, Мария не имела понятия. А как бы ей хотелось увидеть его веселым, а не хмурым, пускающим ироничные шутки по любому поводу и отвечающим колкостями на заданные ему вопросы… Неужели она и вправду влюбилась в него?
– Читаешь про Поль Гогена? – Хрипловатый голос Рауля вывел ее из размышлений. Мария вздрогнула от неожиданности, потому что, как ей казалось, он спал безмятежным сном. Похоже, мужчина все время наблюдал за ней.
Мария перевела растерянный взгляд Рауля, который с трудом принял вертикальное положение в кровати. Теперь он полусидел, опершись спиной на подушки и скрестив руки на мускулистой и поросшей темными зарослями груди, которая виднелась из-под распахнутой рубашки. Видимо, ей стало жарко, поэтому он решил расстегнуться. Белая повязка, уже не пропитанная кровью, была аккуратно наложена на плоский живот. Рауль Дюмон был сложен атлетически, подобно греческому Богу.
О чем она думает? Человек серьезно ранен, он сильно пострадал из-за нее! По её вине он попал в этот водоворот неприятностей.
И все же Рауль Дюмон был чересчур привлекательным и мужественным, совсем не походил на ее первого возлюбленного – невезучего и нерешительного парнишку, боящегося перечить родителям.
– Да, это книга моей подруги, – ответила Мария, улыбнувшись. – Она интересуется живописью, но я далека от искусства и всего того, что с ним связно. Просто взяла почитать, чтобы скоротать время.
– Поль Гоген, – изрек после секундного молчания Рауль, проведя пальцами по заметной темной щетине, придающую его облику некую загадочность. – Печальная, конечно, судьба была у него… Ты уже прочитала, что слава пришла к нему лишь после смерти?
