Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
Она вытаращила глаза:
– Но, Арно, что я должна делать?
– Не знаю, – сказал я. – Ты умная девушка. Я уверен, если ты раскинешь мозгами, что-нибудь обязательно придумаешь.
Она всем корпусом повернулась ко мне и спросила, действительно ли я думаю, что она умная.
Я это подтвердил.
Потом она сказала:
– У вас в машине очень жарко. Вы не против, если я сниму майку и останусь в купальнике? А то я уже вся мокрая… В смысле – потная…
Ее заигрывания от поездки к поездке становились все более откровенными. Днем это на меня не действовало. Днем мне было все равно. Она то и дело норовила до меня дотронуться, как бы невзначай оглаживала свои бедра, а прощаясь, целовала меня в щеку у самого рта. Я даже не поморщился, когда однажды она сказала: «Мне страшно не хватает моего парижского вибратора. Не представляю, как я могла его забыть». Или когда заявила: «Я, конечно, сплю с молодыми парнями, но кончаю только с настоящими взрослыми мужчинами».
Днем она казалась мне девчонкой, которой отчаянно хочется, чтобы на нее обратили внимание, а потому готовой на самые вульгарные выходки.
Но ночью, ворочаясь на диване в гостиной, я мечтал о ней. Я занимался с ней любовью и причинял ей боль. Дергал ее за волосы, шлепал ладонью по заднице, слегка придушивал большими пальцами. Ей это нравилось. Она получала наслаждение от боли и приговаривала: «Сильней, месье Арно, еще сильней». В начале наших отношений Айелет тоже любила жесткий секс. Но несколько лет назад он ей разонравился – внезапно, без каких-либо причин. Он перестал доставлять ей удовольствие. Я это принял. Я не из тех мужчин, которые принуждают женщину делать то, что ей неприятно. В постели я получаю наслаждение от наслаждения партнера. Не хочешь жесткого секса – не надо. Когда мы от него отказались и перешли к более, гм, деликатным вариантам, я даже не почувствовал, что мне чего-то не хватает.
Ты не против, старина, если мы пересядем за другой столик? Нет? А то за соседний столик только что села парочка… Боюсь, они к нам слишком близко, а я как раз собираюсь тебе рассказать, что было дальше. Как тебе, удобно? Поверь, я страшно тебе благодарен за то, что ты уже два часа слушаешь мои излияния. Закажи себе что-нибудь. Я угощаю. У меня здесь скидка. Весь дизайн тут мой. От росписи потолка до подставок под пивные кружки. Неплохо, верно? Что тебе предложить? Еще выпить? А может, мясо? У них потрясающие антрекоты. Ничего? Уверен? Ну вот, здесь гораздо удобнее, правда? И никто не подслушает. Так на чем мы остановились? Ах да. Позавчера утром она садится ко мне в машину. Ну француженка, кто ж еще? Сначала, как я ее увидел, у меня аж в горле пересохло – из-за моих ночных грез, но потом она принялась плести истории про то, как парни на пляже не дают ей проходу; я понял, что она – просто маленькая дурочка, и успокоился. Подобные мысли, знаешь ли, быстро гасят всякое желание. Но тут вдруг – а мы еще до Герцлии не доехали – она бросает свою «Санта-Барбару» и говорит:
– Кажется, я придумала, как узнать, что на самом деле случилось с дедушкой.
– Да ну? Вот здорово!
Я постарался скрыть свое воодушевление.
Она начала рассказывать:
– Когда бабушка возвращается из больницы, она шлет имейлы Эльзе. Это ее лучшая подруга, она живет в Цюрихе. Бабушка пишет ей бесконечные имейлы. Наверное, докладывает обо всем, что у нее происходит. Короче, вчера я подкралась к ней сзади, пока она набирала пароль, и записала его у себя на руке.
Она показала мне свою тонкую руку с надписью черным фломастером: «WOLF 1247». Представляешь? Прямо на руке, как номер у жертвы холокоста.
Разумеется, я ее похвалил:
– Вот видишь? Я же говорил, что ты умная. Нашла отличный способ узнать все что хочешь.
Но она нахмурилась и сказала:
– Так я завтра вечером улетаю в Париж.
– Но ты же можешь залезть к ней в почту завтра утром.
– Я боюсь, – сказала она.
– Что значит боишься?
– Я боюсь лезть в бабушкину почту. Откуда я знаю, что там найду, Арно?
Мы помолчали. Она грызла ногти. Я провел рукой по щетине у себя на подбородке. Всю прошлую неделю она отрастала с какой-то дикой скоростью. Вроде брился два часа назад, а вот поди ж ты.
И тогда она задала мне вопрос, которого я ждал и которого страшился:
– А может, вы сходите со мной? Бабушка уезжает в больницу автобусом в восемь двадцать. Вы, как обычно, подхватите меня, но в Тель-Авив мы не поедем, а подождем в цитрусовой роще. Как только бабушка уйдет, мы вернемся к нам домой и прочтем, что она пишет Эльзе.
– Только не в цитрусовой роще, – сказал я. – Лучше на парковке возле сквош-корта. В это время там никого не бывает.
– Как скажете.
Итак, вчера утром я проводил Офри в школу. Она читала «Энн в Эвонли». Я держал ее за руку и слегка притягивал к себе, когда у нее на пути вставало дерево. Прощаясь, она поцеловала меня в щеку и сказала: «Я люблю тебя, папа». Со времени ее прогулки с Германом в цитрусовую рощу она ни разу не говорила, что меня любит. Я подумал, что это хороший знак. Что, возможно, она постепенно приходит в себя.
В восемь ноль пять я подобрал француженку, и мы направились на парковку возле сквош-корта. Там оказалось больше машин, чем я предполагал, поэтому я проехал ее до конца, до скамейки, на которой вечерами собирается местная молодежь и распивает водку, купленную на заправке. Девчонка положила свои ножки на приборную панель и сказала, что когда-то училась играть в сквош, но тренер начал к ней приставать, и мать, разозлившись, запретила ей продолжать занятия. Она еще какое-то время встречалась с тренером тайком от матери. У него в студии. Он был женат. На книжной полке у него стояла фотография жены и детей. Но ей это не мешало. В Париже не делают трагедии из таких вещей.
Пока она болтала, я считал, сколько песен передадут по радио. Смотреть на часы я не хотел, чтобы она не обиделась и не передумала, поэтому считал песни. Одна песня длится в среднем три минуты. Пять песен – четверть часа. Для надежности я переждал еще одну песню. «Free Falling» Тома Петти и группы The Heartbreakers. Классная композиция, скажи? Жаль, что теперь она вызывает у меня отвращение; я больше не могу ее слушать, не вспоминая о том, что было дальше.
Когда мы подъехали к дому, из подъезда как раз выходила судья с третьего этажа. Только этого не хватало, подумал я. Мы еще не сделали ничего предосудительного, но я сказал Карин: «Пригнись». Мы подождали, пока соседка не скроется за поворотом, и только тогда выбрались из машины.
Мы постучали в дверь, чтобы быть на сто процентов уверенными, что Рут нет дома. Нам никто не ответил. Француженка открыла дверь своим ключом, и мы вошли в квартиру.
В гостиной стояло пианино, на нем – бюст Моцарта. Я прямо-таки почувствовал, как Вольфганг Амадей впился в меня глазами, и быстро перевел взгляд на книжный шкаф. Книг у Германа и Рут было сотни. В основном старинных, на немецком языке. Ты наверняка знаешь всех этих писателей. Застекленные дверцы шкафа, насколько я помнил, всегда сияли чистотой, но в тот день они были покрыты густым слоем пыли.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
